Иван Иванович Выжигин. Фаддей Булгарин

я на _кудлашку_ и побежал в голоп за ворота.

      По большой дороге до деревни было три версты, а по известному одному мне пути, через плетни и огороды, не было и половины этого. Прибежав в дом старосты, я встретил в сенях офицера, которого знал в лицо, поклонился ему и отдал записку. Он осмотрел меня с головы до ног, улыбнулся и велел следовать за собою в избу. Там, посмотрев на бумажку, он казался очень довольным ею и в награждение за добрую, по-видимому, весть дал мне кусок сладкого пирога. Это было в первый раз в жизни, что я отведал этой лакомой пищи; я не мог удержать моего восторга, почувствовав во рту неизвестное мне дотоле, приятное ощущение; в глазах офицера начал я пожирать пирог, изъявляя мою радость громким смехом и прыжками. В это время вошел другой офицер, и они оба весьма забавлялись дикою моею простотой, при отведывании сахару, вина и разных сластей.

      – Кто ты таков? – спросил меня тот офицер, к которому я был послан.

      – _Сиротка_, – отвечал я.

      – Кто твои родители?

      – Не знаю.

      – Как тебя зовут?

      – _Сиротка_.

      – Бедное твореньице! – сказал добрый офицер, погладив меня по лицу. – Я позабочусь о тебе. Не правда ли, что этот мальчик красавец? – примолвил офицер, обращаясь к своему товарищу.

      – Правда, – отвечал другой. – Жаль только, что его держат как поросенка.

      Ласки этих добрых офицеров до такой степени растрогали меня, что я, вспомнив о других детях, которых в моих глазах ежедневно ласкали отцы и матери, принялся горько плакать и бросился обнимать ноги людей, которые, в первый раз в жизни моей, обошлись со мною по-человечески. До сих пор рука человека поднималась на меня не иначе, как для побоев и толчков, и потому я живо ощущал ласки, которым сперва завидовал издали, никогда не испытав их на себе. Мои слезы и благодарность произвели, как теперь постигаю, сильное впечатление в офицерах. Они удвоили свое нежное обхождение со мною и дали разных сластей на дорогу.

      – Теперь ступай домой, _сиротка_, – сказал мне офицер, – и скажи тому, кто послал тебя: хорошо; но только так, чтоб тебя другие не слышали. Понимаешь ли?

      – Понимаю: я дерну Машу за полу, отзову ее на сторону и скажу, что добрый барин сказал: _хорошо_!

      – Прекрасно, бесподобно! Этот мальчик расторопен не по летам, – сказал офицер, – я из него сделаю человека. Прощай, _сиротка_!

      Вообще все секретные поручения, близкие к сердцу поручающих, бывают источником счастья выполнителей, когда исполняются расторопно. То же случилось и со мною. Пришедши в господский двор, я тихонько пробрался в кухню и, заметив, что Маша с беспокойством на меня поглядывала и озиралась на все стороны, я не подал вида, что хочу говорить с нею, и вышел из кухни. Маша последовала за мною, и, когда я отдал ей отчет в моем посольстве, она тоже погладила меня, похвалила за расторопность, велела никому не сказывать о происшедшем и обещалась на другой день наградить меня. Я провел приятнейшую ночь в жизни, под навесом, на соломе, с моею _кудлашкою_, которая согревала меня своею теплотою; мне всю ночь снились офицеры, с их пирогами и