Димитрий Самозванец. Фаддей Булгарин

родной брат мои, я растерзаю его собственными руками в глазах твоих. Казнь и гибель изменникам!

      – Нет, князь Василий, – сказал государь, – возлагая царский венец на главу мою, я клялся не проливать крови, наказывать преступников мерами исправительными, делиться с бедными последнею рубахою и собственностью моею награждать верную службу. Я сдержал клятву. Не хочу губить моих врагов: они мне не страшны при любви народной, при усердии верных моих бояр. Но хочу открыть источник злого умысла, чтоб пресечь его в самом начале для блага общего, для спокойствия России. Я не думаю о себе, князь Василий: мне дорого спокойствие России.

      – Ты – Россия, государь! – отвечал князь Шуйский. – Что значит семья без отца? Без пастыря овцы не стадо. Одна твоя спокойная минута – годы счастья для России. Осмеливаюсь умолять тебя, государь, именем отечества истреби с корнем враждебные тебе роды. Повели, я сам буду первым исполнителем твоей воли! – При сих словах князь Шуйский бросился в ноги государю и снова воскликнул: – Умоляю тебя, позволь изгубить злодеев, которые осмеливаются восставать противу спокойствия нашего отца, нашего государя законного!

      – Встань, князь Василий, – сказал государь, – похваляю тебя за усердие к престолу и благодарю за любовь ко мне, но не хочу прибегать к средствам жестоким; России надобно отдохнуть после ужасов Иоаннова царствования. Мои средства – кротость и любовь. Опасность не так велика, как ты думаешь. Это сказка, сплетенная злыми людьми и пересказываемая глупыми, праздными и легковерными. Поговорят и позабудут! Ты сам был на следствии в Угличе, ты знаешь лучше других, остался ли в живых царевич Димитрий.

      – Великий государь! – сказал с жаром Шуйский, – я своими глазами видел окровавленное его тело, своими руками ощупал глубокую язву в горле, держал нож, смывал кровь…

      – Довольно, довольно! – воскликнул Борис, побледнев и содрогнувшись. – Ты должен свидетельствовать в истине смерти царевича, если будет нужно.

      – Головою моею отвечаю! – сказал князь Шуйский.

      – Теперь ступай домой с Богом, князь Василий, – сказал государь, – и до времени не говори никому ни слова.

      Шуйский поклонился царю до земли и вышел. Борис позвал сторожевого постельника.

      – Пошли конного человека к боярину Семену Никитичу Годунову, чтоб он немедленно явился ко мне, – сказал государь. Когда постельник вышел, Борис Федорович стал на колени перед образом и начал усердно молиться и класть земные поклоны.

      Семен Никитич Годунов, дальний свойственник царя Бориса Федоровича, имел звание боярина и окольничьего, но не занимал никакой особенной должности, а был употребляем государем в различных делах. У Бориса Федоровича не было вовсе любимцев; никто не пользовался особенною его доверенностью. Он осыпал многих бояр своими царскими милостями; казна его была для всех открыта, но сердце затворено. Он иначе не беседовал с боярами, как при свидетелях, и поодиночке допускал к себе только по делам людей должностных. Никто не мог по�