Цветок папоротника. Ольга Юнязова

очень любил старшую сестру и делал ей хорошие подарки ко всем праздникам. И помогал деньгами исключительно по собственной инициативе.

      Тётя Вера была верующей даже во времена СССР, когда это не приветствовалось партией и правительством. Елена Сергеевна тогда осуждала золовку и старалась ограничить её общение со своей дочерью, чтобы та не сбивала ребёнка с толку своими «религиозными бреднями». Тётя Вера же мечтала окрестить племянницу с самого её рождения.

      Когда отец Оксаны был жив, тётя Вера каждое лето приезжала к ним в гости из небольшого провинциального городка, но после его смерти визиты её прекратились. Сейчас она присылала поздравления к Рождеству и Пасхе, а Оксана втайне от матери переводила ей деньги, чтобы тётке не приходилось жить на одну пенсию. На этом их отношения заканчивались.

      – Я завтра позвоню тёте Вере. А сейчас спокойной ночи.

      Оксана поцеловала мать и скрылась в своей комнате. Там она упала на кровать и перевела дух. Весь день она балансировала на острие своего языка, но всё-таки сумела справиться с эмоциями и, пожалуй, впервые ей удалось не дать матери повода для скандала и слёз.

      Несмотря на усталость, Оксана долго ворочалась в постели и никак не могла уснуть. Словно совесть, обиженная тем, что сегодня ей не за что мучить хозяйку, дулась на неё и требовала разговора по душам.

      Оксана снова и снова прокручивала в памяти тривиальные события прошедшего дня. Она не была уверена, что ей удастся так же гладко провести следующий день. Мысли о том, что она обречена на постоянную фальшь в голосе и неестественное для себя поведение только ради мнимого спокойствия матери, навевали на неё невыносимую тоску.

      От бессонницы заломило в висках. Оксана встала и подошла к окну. Безлунная июньская полночь была расцвечена редкими квадратами светящихся окон. Прижавшись лбом к прохладному стеклу, Оксана вгляделась в темноту. «Так жить нельзя», – мелькнули в голове слова. «А как можно? Как нужно?» – спросила она невидимого внутреннего собеседника. Ответа не последовало. Только комок в груди немного вырос в размерах. Оксана взяла с тумбочки ингалятор и, усевшись на подоконник, поискала взглядом звёзды. Бледные, едва видимые точки грустно мерцали на небе.

      – Что ж ты грустен и зол, мой седой скоморох? – спросила она кого-то в ночи.

      – Мой потёртый камзол весь до нитки промок, – услышала она ответ. – И не спасёт от дождя старый выцветший зонт.

      – Я согрела б тебя, но и мне не везёт. Я в привычном строю, я в кирпичном раю. Но я слышу далекую песню твою. Ко мне северным ветром её принесло. Она бьётся, как птица, в двойное стекло.

      Оксана улыбнулась. Давно уже стихи не рождались в её голове. Она провела пальцем по стеклу – раздался скрип, похожий на стон. Через несколько секунд стон повторился. Оксана прислушалась. Кажется, это из комнаты мамы…

      Заглянув в спальню Елены Сергеевны, Оксана увидела мать лежащей на полу. Перепугавшись, бросилась к телефону и нажала кнопку автовызова скорой помощи. Через несколько минут в квартиру вошла знакомая