Письма Булгакову. Роман. Избранное. Т. 3. Людмила Максимовна Козлова

Облака белые, размытые – кажется, стоят, не движутся. Хочется уехать в деревню, но знаю – там жить не дадут. В городе не дают, а там – и подавно. Всё те же дырчатые глазки шариковых – повсюду.

      В империи счастья любовь как причастье.

      В империи счастья – грядущий подъём.

      И нет нареканий заботливой власти —

      Печётся о каждом, и только – о нём!

      И ночью глухою, и утром и днём —

      Печётся о счастье, товарищ, твоём!

      Мы рады, мы очень и очень, и очень

      Готовы ценить её зоркие очи,

      Что с улицы смотрят в любое окно!

      Мы рады. Он рад. И она. И оно!

      Пупсик

      Что называется – не верь глазам своим. Сегодня вдруг одна дамочка, которая пишет сладкие тексты – типа стихи высокодуховные, вдруг вывернулась наизнанку. Шлёт мне письма в почту и хамит. Вот вам и духовность, и музыка, и прочие красивости. Видимо где-то хорошо попраздновали 9 мая, и кто-то (из породы шариковых) что-то наговорил на меня. И эта красавица, килограммов сто двадцать весом, навалилась на жертву.

      Да, беда всё та же – дураки и дороги. Нет ничего хуже безмозглых пупсиков, у которых шерсть и когти спрятаны внутрь до поры до времени. Всё те же дырчатые глазки неусыпных контролёров – это они каждый раз к 9 мая преподносят мне подарочки – типа за отца, который умудрился выжить в немецком лагере смерти, а потом и в советском гулаге. Привет, пупсик! Это тебе:

      Стоял на полке пупсик,

      на домбре бренчащий —

      круглый, розовый,

      вечно смотрящий прямо.

      Вывернулся вдруг наизнанку

      монстром из чащи

      лесной, а, может быть —

      из кладбищенской ямы,

      и зачем-то

      на Бога и чёрта сетовал.

      Вот и верь глазам своим

      после этого!

      Позитив

      Как ни странно, в квинтэссенции абсурда, давно потерявшей геометрию, логику и прочие признаки человеческой жизни, находится место и позитиву. Позитив в том, что я жива. А ведь запросто могло быть иначе. Когда приходится лавировать среди стадной братии, у которой смерть ближнего (война) вызывает коллективную эрекцию (это именно так – те, кто выступил против войны, объявлены предателями, болотниками, посажены в кутузку на большие сроки), надо помнить о том, что вряд ли что-то изменится в ближайшую тысячу лет. Как говорится, это на всю оставшуюся жизнь.

      Достаточно понаблюдать за увлекательным процессом сживания со свету каждого индивидуума, не обделённого даром божьим. Толпа дружно гробит претендента, а потом азартно делает дивиденды на его имени и трудах. Процесс паразитирования на именах мёртвых приобрёл вполне оформившиеся контуры при советской власти, ибо именно Советы несравненно обогатили и окультурили безбожную некрофилию. А теперь этот процесс превращён в традицию. Да что там – Михаил Афанасьевич, вам всё это более чем знакомо.

      Нахлебавшись