Поэма. Андрей Мир

Венеры, в сражениях, которые так забавно описал Апулей в начале эры, мне больше не хотелось. Годы странствий научили меня, что для начала тех или иных отношений с противоположным полом, танцы не лучший и далеко не единственный повод. Ко всему прочему нужно было больше времени уделять развитию профессиональных спортсменов, – "именно они ключ к успеху, краеугольный камень в здании моей известности и хорошей репутации", – крутилось в голове. Таким образом в какой-то мере я остепенился и снова оказался на верном пути.

      Вскоре, вполне освоившись в новой студии, после месяца-двух молчания я решил повидаться со старыми знакомыми. Милана, буквально недавно рассказывающая мне о своих планах, вновь отправилась в турне. Анджела была безумно занята организацией своей третьей выставки и, несмотря на то, что показ был намечен более года назад, жутко волновалась, то и дело она вносила "последние" правки в свои картины. Наблюдателю за её работой могло показаться, что юная художница пытается не то оживить, не то заколдовать свои полотна кистью. Кусок дерева с насаженной на него щетиной какого-нибудь животного казался омелой в руках друида, вполне обыденная вещь в дланях художницы становилась волшебной палочкой. Кистью пыталась она вдохнуть жизнь в свои полотна, ей же искала она Грааль, – невидимую границу заветной страны под названием Сhef-d'Oeuvre [фр. – Шедевр]. Таким образом обычно за несколько месяцев до выставки Анджела словно косатка надолго заныривала в глубины своей студии и почти не отрывалась от работы. Я не стал сильно беспокоить её своим возвращением, решив вдоволь наговориться с ней после вернисажа. Так на какое-то время мой круг общения ограничился немногочисленными друзьями и Евой. Последняя была искренне рада моему приезду, а мои планы относительно школы привели её в настоящий восторг:

      – Наконец-то ты понял, что реноме это твоё всё! – довольно улыбалась она. – Ведь в сущности неважно чем занимается человек: забивает ли гвозди, правит ли страной, или, как ты, учит других танцевать, он должен развивать свой талант. Стремление быть лучше делает жизнь жизнью, а не простым прозябанием.

      – Ага, – ввернул я, – слава самурая бежит впереди него.

      Кто бы мог подумать, что четыре года работы, направленной не в то русло, так сильно подорвут мою известность. Парижские газеты едва упомянули об открытии моей школы, да и те решили потратить типографскую краску разве что ради злословия. Теперь моё имя напоминало оставленное на чердаке зеркало, оно потеряло былой блеск и покрылось пятнами забвения. Но подобные затруднения не пугали меня, они были очень похожи на очередной сезон состязаний, каждый из которых неизменно отдаляет тебя от победы, обнуляя рейтинг и очки. К тому же в мою школу приходили новые ученики, среди которых со временем выделилось пять наиболее перспективных спортсменов. Большинство своего времени я старался уделять именно им: "частые газетные заметки об их победах станут золотыми кирпичиками в изумрудную страну известности", – витало в моей голове.

      Таким образом прошло полгода. Моя школа всё реже открывала двери простым любителям,