Огромный черный корабль. Федор Березин

из виду. Впереди осталось только небо. Звезд на нем не было, никто и никогда не наблюдал с этой планеты звезд. Браст отпустил педаль. Как всегда ноги действовали привычно, автоматически.

      – До берега девятьсот двадцать метров, – металлическим голосом произнес Пексман. – Но нам достаточно пятнадцати блоков.

      – Понял, Пекс, – Браст нащупал рукоятку и нажал тумблер.

      Что-то зарычало вверху и опорная плоскость пошла вперед постепенно заслоняя собой небо. Одновременно из-за горизонта взошла Странница. Это было хорошей приметой, по всем поверьям, хотя Браст относился ко всяким предрассудкам с сомнением, но если бы на небе сейчас засияла Мятая, второй, уродливый спутник Геи, несущий несчастья, он бы наверняка призадумался. Темная поверхность воды засверкала изумрудными бликами, а впереди, вырисовалась стена тропического леса. Где-то в искрящихся блесках, растворился плавающий транспортер разведчик. Опорная плита полностью отрезала небо. Браст расслабился в кресле водителя, а сзади Пексман, шмыгая носом, шарил по карманам, по-видимому, искал носовыжималку – «соплесос», по народному. «Снова у него насморк, – подумал Браст и расплылся в улыбке, – бедненький, бедненький Пекс». Неожиданно в сознании всплыл и овладел им образ Маарми. «Девочка моя, сколько же мы с тобой не виделись? Кажется очень, очень долго». И прощание было кратким: словно расстались на день. Он просто позвонил и когда люк ушел вниз, он увидел ее всю целиком: короткая зеленоватая туника выше колен, распущенные золотистые волосы, торчащая в них брошь. Ему почему-то больше всего запомнилась эта дорогая безделушка, он еще подумал, что в ней можно уместить десяток магнитофонов и передатчиков на ульма-схемах. Она ждала его прихода. Она протянула к нему свою необычайно горячую, всю в браслетах руку и повлекла в дом. А он не двинулся с места, только взял ее миниатюрную ладошку в свою большую, страшно грубую и шершавую, но сказать ничего не смог, а только отвел взгляд в сторону. А она еще что-то лепетала о том, что отец уехал по срочному делу и не вернется до утра. А ее, отливающая бронзой, тоненькая, но сильная рука все еще пыталась увлечь его за собой, когда внезапно ослабла... Она уже поняла. И он, облизнув, неожиданно пересохшие, губы посмотрел ей в глаза: бездонные, голубые и ужасно манящие. И тогда он сказал. И красивые, бездонные глаза вдруг стали необычайно тоскливыми, и ее чувственные губы страшно тихо и совсем незнакомым голосом спросили: «Когда?». И он, глядя мимо, скороговоркой произнес что-то о том, что через несколько часов, и, даже не попытавшись поцеловать ее, шагнул в сторону и уже на ходу бросил: «Пока». И затем, не оглядываясь, ничего не видя перед собой шел по стекломильмитоловому покрытию мостовой, и чувствовал на себе ее взгляд.

      Перчатка Пексмана вновь коснулась плеча. Это вывело Браста из дремотного состояния. Впереди вода переливалась золотистыми бликами и прямо по ней рассекая светящуюся дорожку протянулся идеально прямой отливающий перламутром мост. Браст произвел