Умножающий печаль. Георгий Вайнер

старая! Ее уже, наверное, все забыли.

      …Гудбай, Америка, о-о!

      Где я не буду никогда.

      Прощай навсегда.

      Возьми банджо, сыграй мне на прощанье…

      Я достал из внутреннего кармана плоскую фляжку с деревенским бренди, которым благословил меня в дорогу Пит Флэнаган. Отвинтил неспешно пробку, налил в освободившиеся стаканы коньяк. Себе и Смаглию. Он с интересом смотрел на меня:

      – Нарушаешь устав, командир?

      – Я никогда не пью один. – Нюхнул пойло табачного цвета, пахнущее почему-то яблоками, и выпил.

      – Замечательно! – восхитился Смаглий. – Один мой знакомый говорит, что кто пьет один – чокается с дьяволом.

      – Не ври, это не твой знакомый. Это Шекспир говорил…

      – Да хрен с ним! Какая разница? Не влияет. Для тебя важно, что, если не пьешь в одиночку, значит, умрешь не от пьянки.

      – Наверное, – кивнул я. – Не успею…

      Смаглий выпил, сморщился, затем блаженно ухмыльнулся:

      – Хорошо! Ох, хорошо! Коньяк – дрянь, а парень ты интересный.

      – Чем?

      – Халявный марочный коньяк не пьешь. Только на свои бабульки?

      – Я на халяву не падаю.

      – А если друзья ставят?

      – Это не халява. Это, дурак, обмен любовью… Моя подружка так говорит.

      – Н-да? – удивляется Смаглий. – Наверное, впрочем… Слушай, я тебе с утра хотел сказать, да все эта хива конвойная под ногами мельтешит…

      – У нас с тобой от них отдельных секретов нет, – спокойно заметил я.

      – Ну, это как сказать… Если бы ты так не надрывался, отлавливая меня, я бы тебя сам сыскал.

      – Оказывается! – Я искренне засмеялся. – Это зачем еще?

      – «…Услышу ли песню, Которую запомню навсегда…» – пел Бутусов.

      – Зачем! Зачем! Я ведь только сегодня понял, что ты – это ты! Что мне ТЕБЕ привет передать надо! Налей еще по стопарю, я с тобой хочу обменяться любовью.

      – Интересное кино! – Я действительно удивился, но коньяк налил, закрутил пробку фляжки и убрал ее в карман. – «Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало…»

      Смаглий одним глотком дернул коньяк, вытер рот рукавом своего великолепного пиджака, отхлебнул минералки. Потом ровно сказал:

      – Тебе привет от Кости Бойко…

      Я допил свой деревенский коньяк, посидел неподвижно. Наверное, мое лицо было непроницаемо слепо, как у спящих попутчиков в черных наглазниках.

      И Бутусов в рябой голубоватой линзе телевизора пел, закрыв глаза – от страха? от боли?

      В терпком воздухе крикнет

      Последний мой бумажный пароход…

      Гудбай, Америка, о-о!..

      Я медленно спросил:

      – Вместе сидели?

      – И сидели, – радостно подтвердил Смаглий, – и пили, и гуляли – жили, одним словом…

      – Значит, ты – в Париже, а Кот – на зоне?

      Смаглий грустно усмехнулся:

      – Скорее наоборот. Я, считай, на зоне, а Кот – откинулся. На воле он.

      – Откуда знаешь?

      – Знаю, и все. –