Умножающий печаль. Георгий Вайнер

целую жизнь жуткое амплуа – Верный Конь. Не друг я ей, не любовник, не муж, даже не воздыхатель. Мне досталась ужасная роль – быть свидетелем, как два моих друга, два брата приспособили самую красивую на земле женщину в нашу популярную национальную забаву – перетягивание каната…

      Марина положила руку на мою ладонь и спросила:

      – Серега, ты счастлив?

      Я поднял на нее взгляд:

      – Ничего не скажешь – простенький вопрос! Наверное, «нет счастья на земле. Но есть покой и воля…»

      – И ответ простенький, – кивнула Марина. – Обманул поэт – нет покоя, и воли нет поэтому…

      Серебровский дожевал кусок и спокойно сказал:

      – Я думаю, Мариночка права. У нее нормальная точка зрения умного человека, бесконечно утомленного непрерывным отдыхом. А Марина – невероятно умный человек. Пугающе умна моя любимая. И ничем не занята.

      Марина хмыкнула:

      – Видишь, Серега, – жалким куском рябчика попрекает, горьким глотком монтрашо девяносто третьего года укоряет. Страна в разрухе, мы на пороге голода и нищеты, а я гроша живого в дом не приношу. Нет, Серега, нет счастья на земле…

      – Счастья наверняка нет, – согласился Сашка. – Во всяком случае, в твоем понимании. А что есть вместо счастья, Марина?

      Марина повернулась к нему и произнесла медленно, со страхом, болью, неприязнью:

      – Не знаю. Христос сказал: сладкое обольщение богатства…

      И снова в благостной тишине семейно-дружеского ужина я услышал визг тревоги, опасности, стоящей на пороге ненависти.

      Я, медленно постукивая пальцами по столу, неуверенно сказал:

      – Иногда в жизни счастье заменяет долгое везение. Фарт. Это я от профессиональных игроков знаю.

      – Тогда все в порядке! – захлопала в ладоши Марина. – Мой муж Санечка и счастливый, и везучий! У нас, Серега, есть своя ферма – Санек купил какой-то племенной совхоз. Серега, ты знаешь что-нибудь омерзительнее теплого парного молока? Но это не важно. Я тебе, Серега, расскажу по секрету, ты смотри, никому не проболтайся, – у нас там куры яйцами Фаберже несутся. Вот какие мы везуны!

      – По-моему, приехали, – вздохнул устало Серебровский.

      КАК ОНИ ЭТО ДЕЛАЮТ

      В Центре радиотелеперехвата «Бетимпекс» два инженера-оператора перед огромным монитором с картой Москвы что-то объясняют Николаю Иванычу.

      – Радиомаяк, вмонтированный в трубку, по-видимому, частично поврежден. Сигнал нестабильный. Наши пеленгаторы не берут его во всем диапазоне, – говорит один из них, скорее всего старший.

      – Из-за этого мы не можем точно локализовать источник… Радиус допускаемого приближения – два-три километра, – уточняет второй.

      – Ни хрена себе – допускаемое приближение! – сердито мотает головой Николай Иваныч. – Ты-то сам понимаешь, что такое в Москве два-три километра? Десятки улиц и переулков! Тысячи домов…

      Он смотрит на карту города, где в юго-западной части пульсирующим очажком гаснет-вспыхивает затухающий,