Я тебя никогда не забуду. Анна и Сергей Литвиновы

немного поприкалывался, спрашивал, где же она трудится: в КГБ?.. надзирательницей в женской тюряге?.. в секретном бункере?

      Я помню, как она сидела, завернувшись в простыню, на широкой тахте в спальне моих родителей и в ответ на мои шуточки хохотала… Когда это было? Утром, днем, ночью? А может, уже потихоньку опускался новый вечер? воскресный?..

      Сутки – а точнее, около двадцати шести часов счастья, с того момента, как мы встретились у Пушкина и отправились в «Ленком», и до нашего расставания в метро «Ждановская» слились в моей памяти в один сверкающий, переливающийся всеми цветами радуги шар… И спаялись воедино воспоминания о нашей первой ночи – семнадцать часов разговоров, ласк и сна урывками…

      У меня был крошечный сексуальный опыт. Ночь с Натальей оказалась первой ночью с девушкой, которую я действительно любил.

      Я никогда не чурался в своих детективах постельных сцен. Даже, честно скажу, описывал их с удовольствием. Мне и самому, признаться, нравится все телесное. И читатели клубничку любят. Даже женщины. Даже те, кто сетует потом: фу, как пошло, как грубо!..

      Но о том, как у нас было с Наташей, я вам не расскажу. Это слишком личное. Слишком родное. Слишком интимное.

      Скажу только, что она оказалась, к моему безмерному удивлению, девушкой. Мне ведь, молодому идиоту, перед той ночью мнилось – я даже слегка опасался…

      Тревога или страх всегда присутствуют, даже в счастье…

      Даже в любви…

      Как и слезы…

      Так вот, мне представлялось: раз она такая общительная, открытая, раз столь быстро согласилась поехать ко мне домой и сразу я смог залучить ее в койку, то она – опытная, а может, даже и распутная женщина. Но нет: она оказалась девушкой! И это было странно. Даже по тем, чуть более сдержанным временам: все-таки она окончила институт, значит, и лет ей как минимум было двадцать один – двадцать два. И я… Я в ту ночь не смог сделать ее женщиной. Я пожалел ее. Зачем? Дурак, для кого?

      Но мы постарались подарить друг другу счастье. У нее получалось. Неумело, но получалось. А у меня – не знаю.

      И еще – я ей в ту ночь, тогда, сказал все. Все главные слова, которые я говорил только ей. И которые потом не повторял ни разу. Ни одно из них. Никому. Ни единой женщине на свете.

      Я сказал ей:

      «Я люблю тебя».

      И еще:

      «Выходи за меня замуж».

      И даже:

      «Я хочу от тебя ребенка».

      Пусть это звучало смешно, пусть я выглядел, возможно, в ее глазах лжецом (или идиотом), или тем и другим вместе, но я и вправду любил ее, и хотел жениться на ней, и хотел от нее ребеночка.

      И не считал нужным это скрывать.

      Сначала она просто смеялась в ответ на мои признания, а потом, уже на излете наших двадцати шести часов, прошептала-прошелестела еле-еле слышно, в самое мое ухо: «Я тоже люблю тебя, Ванечка…»

      И этот миг я храню в своей памяти, как один из самых дорогих на свете.

      Мы договорились, что она позвонит мне в понедельник после своей работы. И мы