Дочь времени. Джозефина Тэй

это?

      – Ричард III.

      – Правда? Очень любопытно.

      – Вы знаете, что у него высохла рука?

      – Да? Нет, не помню. Кажется, он был горбатым.

      – И это тоже.

      – Зато я помню, что он родился с полным набором зубов и ел живых лягушек. Кажется, я не ошибся в диагнозе.

      – Удивительно. А почему именно полиомиелит?

      – Если честно, не знаю. Вероятно, из-за выражения лица. Такое всегда бывает у больного ребенка. Но если он родился горбатым, я мог ошибиться. А художник-то вроде горб не нарисовал?

      – Да нет. Художники, работавшие при дворе, были людьми тактичными. Только во времена Кромвеля начали писать портреты «со всеми бородавками»[5].

      – Что касается меня, – сказал хирург, привычно осматривая шину на ноге Гранта, – то я считаю, что Кромвель изобрел снобизм шиворот-навыворот, от которого мы все сегодня страдаем. «Я самый обычный человек, самый-самый обычный, во мне нет ничего такого». Заодно нет умения себя вести, соблюдать приличия. – Грант видел, с каким нескрываемым интересом врач ущипнул его палец. – Эта болезнь пострашнее многих. Чудовищное извращение. Кое-где в Штатах доходит до того, что политическая карьера может рухнуть из-за не так повязанного галстука или пиджака не того покроя. Ерундистика. Идеал – когда все на всех похожи. Ну что ж, вроде поправляемся, – заключил он, закончив обследование большого пальца на правой ноге Гранта. – А все-таки любопытно, болел он полиомиелитом или нет? Наверное, болел, судя по руке, – размышлял хирург, не двигаясь с места. – Очень любопытно. Портрет убийцы. Как по-вашему, похож он на убийцу?

      – Нет. Знаете, убийства бывают самые разные, но ни один из убийц, которых я помню по собственной практике или по занятиям в архиве, не похож на него.

      – Несомненно, он hors concours[6] среди своих. К тому же ему были неведомы угрызения совести.

      – Да.

      – Мне довелось видеть, как его играл Оливье. Он показал захватывающую картину абсолютного зла. Все время балансировал на грани гротеска, но ни разу не оступился.

      – Взяв в руки этот портрет, вы не подумали, что перед вами преступник? – спросил Грант.

      – Нет, – ответил хирург. – Я подумал: этот человек болен.

      – Странно, не правда ли? И я тоже. А потом я прочитал, кто это, и теперь не могу не видеть в нем преступника.

      – Мне кажется, злодейство, подобно красоте, не существует без зрителя. Ну, хорошо, я еще загляну к вам на этой неделе. Сильных болей не бывает? – И он ушел, добрый и легкомысленный врачеватель.

      Грант никак не мог отложить в сторону фотографию (его самолюбие было всерьез задето: принял за судью одного из самых страшных преступников всех времен, не распознал убийцу под благообразной внешностью) и еще долго упрекал себя за некомпетентность, пока ему не пришло в голову, что принесенная Мартой фотография не что иное, как иллюстрация к очередной исторической загадке.

      Но что за тайна связана с Ричардом III?

      И Грант вспомнил: Ричард убил своих племянников, но никто не знает

5

Речь идет о приказе Кромвеля, отданном художникам.

6

Вне конкурса (фр.).