Батальоны просят огня. Юрий Бондарев

пояснил Кравчук и увидел: к лежавшему впереди Кондратьеву подползает от парома человек в офицерской фуражке.

      – Кто такие? – спросил, преодолевая одышку, начальственный баритон.

      – Как дела с паромом? – ответил Кондратьев.

      – А вы не видите? Ей-богу! Ходите, демаскируете. Людей у меня косит. Дайте солдат. Человек пять-шесть. Пришлите людей… И дуйте отсюда.

      – Сколько нужно людей?

      – Десять человек.

      – Много просите, – мягко возразил Кондратьев, и Кравчук, услышав, подумал облегченно: «Вроде правильно…».

      – Давай, давай отсюда, артиллеристы… Видишь, прожектора появились… Давай! Не демаскируй!

      Они ползком выбрались из района саперов и молча двинулись в глубь острова. Кондратьев покашливал. Шурочка шла рядом с ним. Кравчук спросил:

      – Кого пошлем?

      – Подумаем, – невнятно ответил Кондратьев.

      Впереди послышалось фырканье лошади, легкий металлический звук; под деревьями, низко над землей, затлели угольки, дохнуло теплым запахом подгоревшей пшенной каши.

      – Кто идет? – раздался неподалеку полувеселый окрик.

      – Это вы, Скляр? – спросил Кондратьев. – Что, нашли старшину?

      – Товарищ старший лейтенант, вы только, пожалуйста, не удивляйтесь. Вы не поверите своим ушам! – торопясь, оживленно заговорил невидимый в темноте Скляр. – Вы не поверите своим ушам, кого я привез от старшины! Он был у старшины…

      – Что, что? – не понял Кондратьев. – О чем вы?

      – Я вам не скажу, вы сами посмотрите! – восторженно воскликнул Скляр. – Это почти военная тайна…

      Кравчуку не понравился такой вольный оборот речи.

      – Что такое? – грозно повысил голос Кравчук. – Почему так со старшим лейтенантом?

      – Я извиняюсь! Товарищ старший лейтенант… товарищ сержант, вы не поверите своим ушам! Вы сами посмотрите, – произнес Скляр секретным шепотом. – Там, в воронке!..

      Они подошли к бомбовой воронке: снизу доносился говор. Кондратьев откинул брезент, и все трое соскользнули вниз, к костру, в дым, в тепло, в запах парных шинелей.

      Возле огня в окружении солдат и потного растерянного старшины Цыгичко сидел на ящике капитан Ермаков, свежевыбритый, веселый, в расстегнутой на груди шинели, ел из котелка горячую кашу, дул на ложку, глядя на вошедших темными улыбающимися глазами. И обрадованный Кравчук мгновенно успел заметить, как Шурочка прикусила белыми зубами губу, как золотая пуговка на высокой ее груди всколыхнулась, как у Кондратьева стало беззащитным лицо.

      – Сережка!.. – воскликнул Ермаков, швырнул со звоном ложку в котелок и, оттолкнув умиленно заморгавшего старшину, встал навстречу. – Здравствуй, Сережка! Здравствуй, Шура! Здорово, брат Кравчук!

      Он сильно обнял Кондратьева, потом Кравчука, шутливо обнял и Шуру, звонко поцеловал ее в щеку и засмеялся.

      – А ну-ка садись все! Старшина, котелки да горячую кашу! Да пожирней у меня! Мигом!

      – Слушаюсь, товарищ капитан!

      Старшина Цыгичко,