Как все начиналось. Марина Ефиминюк

о себе знать. Петушков продрых в седле целый день, не замечая ни дождика, ни ветра.

      – А где Виль? – первое, что спросил Ваня, когда проснулся.

      – Нет больше Виля, – буркнула я, вымещая на нем плохое настроение, – был и кончился весь.

      – Его что, шъели? – перепугался он.

      – Нет, переманили.

      Ваня ничего не понял и поскреб затылок. Я не выдержала:

      – Вань, а ты знаешь, что дураки всегда затылок чешут, а умные лоб.

      – Да? – ответил тот, почесывая уже шею. – Не шнал.

      Гном расхохотался:

      – Ох и язва же ты, Аська!

      Невдалеке желтыми квадратами окон светился долгожданный постоялый двор. Подъезд растоптали лошади, перемешав грязь с навозом. Жижа доходила до щиколоток. Само здание, темное и давно не крашенное, было настолько старым и ветхим, будто его построили еще до Тысячной битвы. На первом этаже красовалось окно с разбитым стеклом, заткнутое подушкой. Из открытой двери черного входа шел тяжелый затхлый запах, перебивающий даже вонь самого двора.

      По скрипучему крыльцу мы вошли в полутемный холл. Сюда из трапезной доносились приглушенные звуки лютни, смех и обрывки разговоров. За огромным столом сидел всклокоченный мужичок в дамском байковым халате, подпоясанном на плотном животике, и читал газетный листок. Он окинул нас недружелюбным взглядом. Видно, компания, состоявшая из маленького мальчика, довольно грязной девочки, опухшего гнома-альбиноса и избитого мужчины не вселяла доверия. Гном подошел к стойке, оставляя на пыльном полу неряшливые отпечатки сапог.

      – Откуда такие? Деньги у вас есть? – пошел в атаку хозяин.

      – Есть, есть, – буркнула я, доставая и демонстрируя мешочек с золотыми.

      – А чей это ребенок? – опять насторожился мужичок.

      – Мой. – Я покосилась на Анука, увлеченно сосущего палец.

      – Ее, – подтвердил Пан, увидав недоверчивый взгляд хозяина.

      – А отец где?

      – Вон. – Я ткнула пальцем в Ивана, понимая, что при всем моем желании гнома за отца выдать не удастся.

      – Чой-то не похож.

      – Слушай, дядь, – не выдержал Пантелей, – с тобой родословной расплачиваться или деньгами? Золотые есть, что еще нужно? Если родословную предпочитаешь, так давай лист, нарисую. У меня древо ветвистое, кого в роду только нет! Думаешь, почему я такой белый?

      Мужик крякнул:

      – Да мне-то что. Это все наш священник настаивает, что одинокие женщины все шлюш… греховницы, – он виновато покосился на меня, – и что гномы рассадники чумки. Вот и спрашиваю, так, для порядку, а то жена съест. А вы, кстати сказать, какой веры? – вдруг сощурился, уже принимая деньги.

      От нежданного вопроса я едва не выпалила: «А какой надо?» Но вместо этого очень дипломатично спросила:

      – А ты?

      – Я единому Богу поклоняюсь!

      – Вот и мы ему! – обрадовался гном. – Ему, родненькому, молимся и днем и ночью. Поклоны бьем, образа целуем.

      – А я своему молюсь: после обеда на заходящее солнце, поклоны не бью, и образов у него нет, –