Цыганка из ломбарда. Фергюс Хьюм

рот с тонкими губами и изысканный точеный нос. Ее лицо и фигура были лицом и фигурой женщины, нуждающейся в пальмах, песках пустыни и золотистом солнечном свете, горячем и страстном… Однако эта восточная красавица появилась из тумана, словно какая-то мертвая сирийская принцесса, и предстала во всем своем роскошном очаровании удивленному взгляду старого ростовщика.

      – Так ты племянница моей покойной Агари? – спросил он, рассматривая гостью при желтом свете тонкой свечи. – Да, точно. Она была похожа на тебя, когда я встретил ее в Нью-Форесте. Что тебе нужно?

      – Еду и кров, – коротко ответила девушка. – Но вы бы лучше закрыли дверь. Это может плохо сказаться на вашей репутации, ведь любой прохожий может увидеть, что вы разговариваете с женщиной в такое время суток.

      – Моя репутация! – фыркнул Иаков, задвигая засовы. – Господи! Да она уже давным-давно испорчена. Если бы ты знала, насколько плохая у меня репутация, ты бы сюда вообще не пришла.

      – О, я могу постоять за себя, господин Дикс. К тому же вы достаточно стары, чтобы быть моим прадедом.

      – Ну, проходи, проходи! Вежливо ты разговариваешь, юная особа!

      – Я вежлива с теми, кто вежлив со мной, – ответствовала Агарь, забрав свечу из руки хозяина. – Пойдемте, господин Дикс, проводите меня; я устала и хочу спать. Я голодна и желаю поесть. Вы должны дать мне кров и стол.

      – Дьявольская наглость, юная особа! Почему я должен все это делать?

      – Потому что я родственница вашей покойной Агари!

      – Да, да, что-то в этом есть, – пробормотал Дикс и, несмотря на свойственное ему упрямство, повинуясь властному духу девушки, повел ее в выцветшую гостиную.

      Там она сняла плащ и села, а Иаков с несвойственным ему гостеприимством, вызванным воспоминаниями о покойной жене, собрал незамысловатое угощение и молча поставил еду перед гостьей.

      Так же молча она поела, восстановив свои силы. Иаков восхищался самообладанием цыганки; ее самоуверенное хладнокровие скорее нравилось ему, чем наоборот. Как только она прикончила последний кусок хлеба с сыром, он заговорил, и его первое замечание было преднамеренно сухим и грубым.

      – Ты не можешь здесь оставаться! – любезно объявил старик.

      Девушка отвечала тем же тоном:

      – Могу и останусь, господин Дикс.

      – По какой такой причине, шельма ты эдакая?

      – По нескольким … И все они веские, – сказала Агарь, подперев подбородок руками и пристально глядя на его морщинистое лицо. – Я знаю о вас все от цыгана, который был здесь шесть месяцев тому назад. Ваша жена умерла, сын вас бросил, и вы живете один, никем не любимый, ненавидя всех и вся. Вы старый, немощный и одинокий, но благодаря браку вы родственник нежной цыганки. Вот почему – и еще потому, что в жилах моих течет кровь вашей покойной рани[9], я пришла, чтобы присмотреть за вами.

      – Ах ты Иезавель![10] Так я тебе и позволил!

      – О, вы быстро согласитесь, – беззаботно ответила женщина. – Я слышала, вы скупец, поэтому вы не упустите шанс обзавестись бесплатной

9

 Рани – супруга, санскр. «княжеская жена».

10

 В Библии – жена израильского царя Ахава; в переносном смысле – коварная женщина.