Четыре страшных повести. Сборник. Андрей Хорошавин

кран и сунул голову под холодную струю. Звуки стихли.

      Он вышел из ванной и остановился в проходе. Никого. В кухне на столе в тарелках составлены остатки от поминального обеда. Рядом стоят три початые бутылки с водкой. На краю стола две рюмки. Он смотрит на них. Хмурит брови. Он опускает голову, прижимает ладонь ко лбу и снова смотрит на бутылки, закуску и рюмки. Он хмурится, будто вспоминает что то. «Почему две рюмки?».

      И вот он уже садится за стол. В недоумении он осматривается по сторонам. «Это не его кухня. Где он?». За окном шумит дождь. Справа тихо потрескивает огонь в печи. Пахнет квашеной капустой и женскими духами. Обитый клеёнкой стол. Тарелки с закуской, три початые бутылки водки. Он оглянулся – за спиной сервант. Когда он поворачивал голову, то увидел её. Она виновато улыбалась и застёгивала на большой и белой груди верхнюю пуговку халата.

      – Извини. Я только переоделась. Ну, наливай, что ли?

      Он налил в обе рюмки. Он взяла одну, она другую.

      – Ну. – Она подняла свою рюмку. – Ещё раз за знакомство?

      Звякнуло стекло. Выпили. По телу разлилось тепло. И вдруг ему стало хорошо и радостно. Он перестал удивляться. Он ел и наливал ещё. Она что—то тихо рассказывала, но он почти ничего не слышал. Он смотрел на её колышущуюся грудь, на рыхлый в складочку живот, белеющий между пуговицами халата. На краешек голубых трусиков. Она виновато улыбалась. Опускала глаза и запахивала халатик на белых бёдрах. Её щёки становились всё румянее, а глаза блестели призывным огоньком. Верхняя пуговка халатика иногда расстёгивалась, и он видел тёмный сосок.

      Потом она протянула руку к его голове и погладила его по волосам. Он прижался щекой к ладони и поцеловал её. Она жарко дышала и её большая грудь вздымалась, как океанские волны. Он почувствовал запах возбуждённой женщины и потянулся к ней через стол.

      Она встала.

      – Погоди немного.

      Она скрылась в зашторенном дверном проходе, который вёл в другую комнату и через минуту оттуда донёсся её приглушённый голос.

      – Иди ко мне, милый.

      Он раздвинул шторы и замер. Она лежала на розовом покрывале, отделанном белыми рюшами. Её халатик и трусики висели на спинке стула. Она заложила руки под голову, а колени широко раскинула в стороны. Он, шагнул к ней, содрогаясь от возбуждения.

      – Сними одежду, милый. – Прошептала она, и пока он раздевался, она обшаривала его взглядом широко открытых и горящих от возбуждения глаз. Он встал перед ней совершенно голый, а она протянула к нему руки и ещё шире раскинулась перед ним. Он взобрался на кровать и навис над ней. Она обхватила его руками за спину и с силой притянула к себе. Кровь прилила к голове. Дыхание перехватило от подкатившего к горлу стона. Глаза заволокла кровавая пелена, и он почувствовал, как затягивающаяся на его шее верёвка, рвёт ему кожу своими жёсткими волокнами.

      Оборотень

      1

      1812 год. Зима.

      Всюду