Утренняя звезда. Повесть. Александр Шкурин

3

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      Первая часть

      Двое в городе

      Эпизоды

      Ой, да не вечер, да не вечер,

      Мне малым-мало спалось,

      Мне малым-мало спалось,

      Ой, да во сне привиделось,

      Мне малым-мало спалось,

      Ой, да во сне привиделось.

Казачья песня

      1.1

      Алекс

      Над городом, опрокинутым в предрассветную густую синь, плыл колокольный звон. Колокольный звон поднимался в светлеющее небо, на котором блекла и истончалась луна, и вместе с ней, как в сахарном сиропе, растворялись и меркли звезды. Только одна утренняя звезда упрямо не теряла своего колючего блеска, и колокольный звон, чуть-чуть не дотянувшись до неё, спускался на город, где затихал среди улиц и зданий, и терялся на дальнем погосте среди кладбищенских крестов.

      Бом-м-м, бом-м-м, бом-м-м.

      Тяжелый язык колокола равномерно ударялся по звуковому кольцу, отчего рождался низкий басовитый звук, распространявшийся сначала по звоннице, который потом вырывался на простор и разносился по всему городу.

      Звук большого колокола привычно оглушал звонарей, а звуковые вибрации творили с ними настоящие чудеса, заставляя в унисон вибрировать каждую клеточку их тел. Эти вибрации на краткий миг заставляли звонарей увидеть окружающий мир очищенным от скверны, и их тела пели вслед за колоколом и просились в горний полет.

      Перед тем, как начать звонить в колокола, звонари подходили к батюшке и получали у него благословение, а потом у охранника брали ключ от колокольни. Ключ был большой, под стать большому навесному амбарному замку, запиравшему двери колокольни. Ключ легко входил в ключевину, со щелканьем проворачивался, дужка замка выскакивала из проушин, и с протяжным скрипом отворялась дверь колокольни. В полутьме колокольни тусклым серебром блестели ступеньки металлической витой лестницы, истертые подошвами не одного поколения звонарей. Витки лестницы поднимали каждого, кто ступил на её ступени, все выше и выше, и к концу подъема приходилось опираться на дубовые перила, чтобы сделать последний рывок к колоколам.

      Туп, туп, туп, – от стен колокольни отражался звук шагов звонарей, поднимающихся по лестнице, – туп, туп, туп. Звук шагов утраивался, поскольку по лестнице, гуськом друг за другом, поднимались трое звонарей. Первый звонил в малые колокола, шедший вторым – в средние колокола, шедший третьим – в большой колокол. Последний звонарь был самым высоким, худым, с короткой стрижкой волос выцветшего серого цвета, какой бывает у осенней, побитой морозом, травы. Он был убежденным атеистом, но судьба и нужда в заработке привели его на колокольню. Двое других звонарей едва дотягивали ему до плеча. Звонарь в средние колокола был вертлявым малым с наголо обритым черепом и лицом, похожим на печеное яблоко. Он, как сорока, обожал блестящие предметы, в мочке левого уха болтался крестик, пальцы были унизаны серебряными перстнями, и правая рука от запястья до локтевого сгиба была густо татуирована, он так же не верил в бога, но чтил денежки, поэтому и работал звонарём. Только звонарь в малые колокола, плотный рыжеватый мужчина с бородкой и усами, был по-настоящему богобоязненным, регулярно читал молитвы и старался жить, не нарушая церковных канонов. Он был главным в этой троице. Недавно сын с невесткой подарили ему внучку, и он старался им помочь, отдавая заработок, получаемый в соборе.

      Звонари в малые и средние колокола была музыкантами. Звонарь в большой колокол был самоучкой. В детстве он ходил в музыкальную школу, но все забыл, однако хороший слух позволил ему научиться звонить в большой колокол и четко выдерживать целые ноты. Это давало возможность двум другим звонарям, ударами в средние и малые колокола, украсить колокольный звон различными ритмическими рисунками.

      Большой колокол на звоннице был последним в ряду колоколов, и обычно его звонарь входил на звонницу первым. Однако в последнее время он изменил этому правилу и стал заходить последним, и надолго останавливался на площадке, которая делила пополам лестницу, якобы переводя дух. На самом деле ему стало казаться, что по первой половине лестницы поднимается он сам, а дальше дорога ему заказана, и вместо него вторую половину преодолевал кто-то другой, а он в виде незримого духа только присутствовал при этом подъеме. Поэтому, остановившись на площадке, звонарь ждал, когда пройдет томительное чувство раздвоенности, и потом поднимался на звонницу.

      По звоннице вольготно гулял холодный октябрьский ветер, норовил забраться под одежду, и перед тем, как начать звонить, звонари закладывали уши ватой, плотно натягивали шапки, надевали перчатки и отвязывали веревки колокольных языков.

      Звонарь в большой колокол, перед тем, как начать мерно раскачивать язык колокола, привычно целовал его край, губы ощущали стылый металл, и шептал: «не подведи, милый». После окончания колокольного