Девушка с приветом. Наталья Нестерова

уселся на ступеньки крыльца и уткнулся лицом в собаку. Рыдает он или дрожит от холода?

      – Девушка, вы не одолжите на время коляску? – попросила я. – Видите: собака под машину попала. Она полцентнера весит, а я здесь рядом живу. Я врач, хирург, заштопаю ее дома. Ребенка – на руки, собаку – на коляску, и через десять минут мы вас отпустим! Пожалуйста!

      Не отвечая, молодая мамаша отвернулась и резво покатила коляску прочь.

      Хозяин Рэя, услышав мои слова, поднял лицо – сухое, без слез, отрешенное и злое в синем неоновом свете ветеринарной вывески.

      – Что вы сказали? Вы думаете, его можно спасти?

      – Конечно, можно. Рано своего пса хороните. – Я была совершенно не уверена в том, что говорю. – Рана у него не глубокая, внутренности наверняка не задеты. В противном случае кишки бы вывалились на асфальт.

      Похоже, я составлю хорошую компанию Октябрьскому или даже посоревнуюсь с ним в цинизме. На самом деле мне хотелось пожалеть собаку, погладить ее мохнатую голову, сказать слова утешения хозяину. Но я достаточно видела мужчин, которые предобморочно зеленеют при виде шприца и стискивают зубы под рентгеновским аппаратом.

      – Дьявол! – выругался мужчина. – У меня как будто отнялись ноги.

      – Голубчик, либо вы будете жалеть себя, либо свою собаку.

      – Рэй в моей жизни настоящей самое существо дорогое.

      У него была странная манера говорить.

      Чтобы его понять, мне пришлось мысленно переставить слова местами: «Рэй в моей настоящей жизни самое дорогое существо».

      – Надеюсь, в прошлой жизни вы питали слабость и к людям.

      – Вы совершенно правы.

      – Я права в том, что нам надо двигаться. Возьмите себя в руки! Вернее – в ноги. Ваша собака меня раздела.

      – Что?

      Я сняла пальто и постелила его на крыльцо:

      – Кладите сюда собаку.

      – Одну минуточку, сейчас.

      Он устремил взгляд куда-то в пространство, сделал три глубоких вдоха и движение головой, будто выныривал из воды.

      – Готов. – Он легко поднял собаку, шепнул ей что-то и уложил на «носилки».

      Я никогда не видела, чтобы человек так быстро собирал волю в кулак, концентрировался и преображался. Только что был раздавлен горем, растерян и подавлен, а теперь полностью владел собой. У него и взгляд изменился: вместо затравленного – решительный и острый. Он посмотрел на меня, оценивая, гожусь ли я в лекари «существу дорогому самому».

      – Берите за полы, а не за рукава, – приказала я, клацая зубами от холода.

      – Что такое полы?

      Я взяла его руки и пристроила одну ладонь у ворота моего «прощай, пальто», другую – в конце застежки. Сама точно так же, симметрично, встала с другой стороны. Перекинула свою сумку че рез голову за спину – как санитарка времен войны – и взялась за носилки:

      – Пошли!

      Через некоторое время мы приноровились идти в ногу. Я уже не дрожала от холода – пыхтела от тяжести и боялась поскользнуться, упасть.

      Было не исключено, что с той же легкостью, с которой хозяин Рэя приходил в себя,