Без права на прошлое. Часть 1. Дмитрий Моисеев

оно доказывало состоятельность в качестве убийственного аргумента. Заморозив дыхание, Охотник прислушался к звукам улицы. Тихо, как в заброшенном кабаке. На всякий случай он сосчитал до тридцати и лишь затем расслабился.

      «Все спокойно, – проплыла вялая мысль. – Просто показалось».

      Носком сапога он пнул особо наглую крысу, улыбнулся возмущенному визгу. Пальцы пробежали по металлическим полоскам на теле посоха, нажали малозаметную педаль. Скрежетнуло. Четырехгранное жало спряталось в деревянное брюшко. Охотник задрал голову, взглянул на редкие звезды, прячущиеся в разрывах черных облаков. Высморкался и двинулся к цели ночной прогулки мягким шагом человека, способного подкрасться к степной газели и не потревожить тонкую психику криворогой дамы. Окованное навершие постукивало по камням. Лапки прохладного воздуха прикасались к коже. Воняло мусором и грустью.

***

      «Сладкие цыпочки», старейший арабайский бордель, никогда не создавали из своего месторасположения тайны. За полтора квартала до приземистого строения из грубого камня Охотник разобрал низкий гул музыкального квинтета. Приблизившись на сотню шагов, учуял пряный запах кухни. Подойдя к парадному крыльцу, наткнулся на безобразно пьяного мужика, свесившегося с перил и сосредоточено блюющего.

      Охотник пренебрежительно глянул на пьяницу. Оперся на посох, привычно полюбовался на вывеску, украшенную портретом красотки с шарообразными грудями.

      «Самые шикарные сиськи Арабая! Только у нас! Предложение ограничено!» – гласила завлекающая надпись.

      Время от времени письмена менялись, но сохраняли суть. Авторство картины приписывали Гугию Па – эксцентричному художнику и знатоку женской груди. Знаток прекрасного Гугий годы назад почил от дурной болезни. Имя натурщицы история не сохранила.

      Охотник вздохнул. Стараясь не залезть в блевотную лужу, поднялся по ступеням и, задержавшись на миг, переступил порог знакомого до боли заведения.

      Дребезжащий свет факелов, жужжащий гул голосов. Эротические полотна на стенах, чахлые пальмы в клепанных кадках. Хрусталь, красное дерево, лепнина. Грохот музыки, грубый смех, девичий визг, чмоканье поцелуев и смачные шлепки по голому телу. Пахло жареным на углях мясом, подгоревшим луком, гвоздикой, шафраном и острым перцем. Пахло пролитым вином, душистыми маслами, опиумом и гашишем. Пахло похотью и продажной любовью.

      «Цыпочки» не менялись, навечно застряв в складках мятого плаща Повелителя Времени. Они не зависели от политического курса и религиозных норм, они игнорировали войны, биржевые курсы и выверты власть предержащих. Они были всегда и намеревались существовать вечно. Спрос на любовь никогда не ослабевал. Профессия и происхождение клиента не принимались во внимание. Дворяне и крестьяне, солдаты и ученые, духовники и ремесленники, чиновники и наемники… Каждый становился в «Цыпочках» желанным гостем. При условии, что в карманах