Последние рыцари. Фантастическая сага «Миллениум». Книга 1. Том 1. Игорь Соловьев

и это действительно связано с предыдущим вопросом. Тьма, возможно, была когда-то частью Света, и, возможно, часть ее об этом еще помнит. Конечно, в чистой Тьме нет и мельчайшего лучика Света, но ведь люди – и не стихии. У человека есть выбор, и нельзя думать, что родившись со склонностью к Жизни или Духу, или даже Свету, нельзя стать настоящим чудовищем. Увы, я не раз видел именно обратное.

      – Можно я тогда спрошу еще кое-что?

      – Конечно, Антуан, – улыбнулся Грандмейстер, и, как мне показалось, он уже знал, о чем будет мой вопрос.

      – Я так и не понял, что не так с профессором Томашевским, но я, если можно сказать… ощутил это, как ощущают несоответствие в картине. Это место… оно волшебно, оно словно представляет собой частицу мира, который рисуется детям в сказке… и вы – простите, если это слишком дерзко – словно тоже часть этого мира. Я не могу описать его, только ощутить – такого, где есть что-то неизведанное, нежданное, превосходящее обыденность. Мне кажется, что профессору это-то и не нравится, поэтому он как будто… как будто он здесь не вполне свой.

      – Мой мальчик, – вздохнул директор, – ты мудр не по годам, ты видишь больше, чем думаешь. Ты прав, профессора крайне раздражает мысль, что в мире может быть что-то не рациональное, не предсказуемое, не укладывающееся в идею. Я чувствую, что он и магию с трудом терпит – он не раз говорил, что она должна служить лишь в быту, что мир должен быть техническим, основываться на продуманной схеме и этике с человеком во главе. Я не берусь давать теперь оценки этому выбору, но ты прав. Мир куда больше, чем доступно увидеть глазу, чем это написано в книгах, даже тех, где много статистики, чем вообще вмещает наш разум, даже самый сильный. Есть те, кто пронес ощущение этого волшебства и тайны сквозь века – но всегда надо помнить, что эта тайна несет в себе и угрозу. Может, поэтому от нее и хотят избавиться гуманисты – но она была до нас, и не удивляюсь, если останется и после. И все же именно эта тайна дает начало остальному, делает возможным счастье и свободу. Конечно, неизвестность подвешивает нас в неопределенности, а люди этого не любят. Это слишком понятно и простительно, чтобы осуждать их. Пойми, мой мальчик – возраст не всегда совпадает с годами. Ты мудрее, чем был я в свои двадцать два, ты, возможно, старше профессора, поскольку в тебе есть мудрость принять эту опасную тайну мира, при этом не понимая ее, принять ее способность сказать что-то нам, а не только воспринимать наше к нему, миру, обращение. Я не верю, что эти два воззрения можно примирить, но ты, как и твои друзья, должны будете однажды сделать выбор – каким вы будете видеть мир, ведь многие вещи нельзя увидеть, не разрешив себе открыть глаза: есть скромные и тихие истины, из тех, что не обрушатся в твой дом, как цунами, а будут ускользать до последнего, как феи, тихие и забавные духи диких лесов.

      – Так они…

      Грандмейстер вновь тихо улыбнулся.

      – Как и масса вещей, о которых ходят лишь легенды.