Шестерка воронов. Ли Бардуго

сюда пистолеты, – сказал Дирикс Джесперу.

      Тот тяжело вздохнул и снял ремни с кобурами. Надо признать, без них он перестал походить на самого себя. Земенский стрелок был долговязым, темнокожим парнем, который не мог и секунды постоять на месте. Он прижался губами к перламутровым рукояткам своих драгоценных револьверов и даровал каждой скорбный поцелуй.

      – Позаботься о моих малышках, – Джеспер передал их Дириксу. – Если я обнаружу на них хоть одну царапину, то сделаю надпись «прости меня» из пулевых отверстий на твоей груди.

      – Ты бы не стал тратить на меня патроны.

      – И он бы умер на половине слова, – вставил Большой Боллигер, отдавая свой топор, складной нож и любимое оружие – толстую цепь, утяжеленную амбарным замком, – в жадные ручки Ротти.

      Джеспер закатил глаза.

      – Суть в том, чтобы оставить сообщение. Какой смысл в мертвом парне с надписью «про» на груди?

      – Ищи компромисс, – отозвался Каз. – В «мне жаль» меньше букв, а смысл тот же.

      Дирикс рассмеялся, но Инеж заметила, с какой осторожностью он держал револьверы.

      – Что насчет этого? – Джеспер кивнул на трость Каза.

      Тот невесело усмехнулся.

      – Кто посмеет забрать трость у несчастного калеки?

      – Любой здравомыслящий человек, если под «калекой» ты подразумеваешь себя.

      – В таком случае хорошо, что мы встречаемся с Хейлсом. – Каз достал часы из кармана жилетки. – Уже почти полночь.

      Инеж повернулась к Бирже. Сейчас это просто большой прямоугольный двор, окруженный складами и конторами. Но днем это место было сердцем Кеттердама, суматошным и бурлящим, где богатые купцы покупали и продавали свои акции торговцам, приплывшим на кораблях в городские порты. Скоро пробьет двенадцать. Биржа практически опустела, если не считать стражников, патрулирующих периметр и крышу. Им дали взятку, чтобы они смотрели в другую сторону во время переговоров.

      Биржа была одной из немногих частей города, которую враждующие банды еще не успели поделить между собой в бесконечных стычках. Поэтому она стала нейтральной территорией. Разумеется, только на словах. Здесь царила та же пугающая тишина, что и в лесу перед тем, как силки затянутся и кролик издаст последний писк. Инеж чувствовала себя в ловушке.

      – Мы совершаем ошибку.

      Большой Боллигер вздрогнул – до этого он не замечал присутствия девушки. Инеж знала, как Отбросы называли её между собой – «Призрак».

      – Хейлс определенно что-то задумал.

      – Естественно, – согласился Каз. Его голос походил на грубый скрежет камня об камень. Инеж всегда было любопытно, как звучал голос Каза, когда тот был еще мальчишкой. Если он вообще им когда-то был.

      – Тогда зачем мы сюда пришли, да еще ночью?

      – Потому что этого хочет Пер Хаскель.

      «Старый человек, старая школа», – подумала Инеж, но промолчала. Она подозревала, что другие Отбросы были с ней солидарны.

      – Из-за