Семён. Евгений Балакин

думают, что меняют свой мир, для своих потомков. Так эффективнее. А мы, если он вернётся, узнаем для себя, стоит ли у нас такое внедрять. За проявленную инициативу с этой его идеей выражаю благодарность, полковник Джоли, -подколол Иван Елену, – я вздремну. Завтра с Таймыра привезут гения-оленевода. Будем настраивать на программу гипер-активного освоения Сибири с 1800-го года.

      – 

      Товарищ генерал, у Семёна есть шанс вернуться?

      – 

      Шанс есть всегда. Захочет ли? Кто он здесь, и кем там станет… Через неделю узнаем.

      Полковник встала, козырнула и покинула уже спящего начальника, на ходу отключив все экраны и переведя диван в режим кровати.

      ХХ век

      1900 Терминатор прибыл

      Сам переход был безболезненным, лишь напоследок шибануло так, что Семён скрючился в позу эмбриона.

      «А ведь сработало! Что ж они хихикали? Может, Иван анекдот рассказал?»

      Дышать было тяжело, почти как в сточном коллекторе, только вместо аромата фекалий к влажности и затхлости примешивался тяжёлый подземный дух, мышами воняло посильнее, чем весной в дачном домике. Вдоль ноги шоркнуло мехом, пот прошиб так, что озноба как не бывало. Стукнулся головой, но, несмотря на искры в глазах, светлее не стало. Зато сверху раздался приглушённый голос: – Негоже матушку и боженьку такими словами поминать к ночи.

      Заскрипело, в светлом квадрате показалась седая голова.

      – 

      Ты как в мой погреб забрался, человече? С миром ли тут, али как? Вылазь на свет божий, коль не диавол.

      Семён проскрипел тремя ступеньками и вывалился на грязный пол. Большая свеча на столе и несколько лучин по углам показали беднейшую деревенскую избушку и явно праздничный стол. Старик бросил из угла какие-то тряпки: – Срам прикрой, внуки у меня в гостях, Новый год как-никак.

      Семён стыдливо отполз в тёмный угол, натянул штаны и рубаху без пуговиц, через голову. – А что благодетель, как зовут то тебя?

      – 

      Дедом Захаром кличут. Внуки вон Радимир и Людмила.

      – 

      Семён.

      – 

      Проходи к столу, отпразднуй с нами, чем бог послал.

      Над столом из-под густых, соломенного цвета шевелюр, выглядывали четыре любопытно-испуганных глаза. Семён улыбнулся, головы спрятались. «Лет по 7-8, не больше».

      Старик наполнил большие железные кружки из большой бутыли мутной самогонкой, из ковша в кружки детям плеснул кваса, судя по кислому запаху.

      – 

      Ну, авось, до весны доживём!

      – 

      С Новым годом! – брякнул Семён, осёкся и второпях добавил: – Чтобы этот год был лучше прошлого!

      – 

      Твои бы слова…, – дед Захар крякнул и снова налил. Семён тару освободил, горло перехватило – такой гадкой самогонки в жизни не приходилось пить. Закусил картошкой, рот почернел от золы. Окончательно смутился. Детские рты и глаза стремятся к бесконечности.

      Захар шикнул, похватали горячую картошку, по ломтю хлеба и исчезли. На печку свет не доставал, но Семён и оттуда чувствовал их сверлящие глазёнки.

      Третья кружка пошла чуть помягче. Семён всё никак не мог придумать,