Дюна. Первая трилогия. Фрэнк Герберт

погруженная в боль рука и древнее лицо совсем рядом… изучающий взгляд…

      Губы так высохли, что он едва смог разлепить их.

      Какая боль!

      Казалось, он видел, как кожа на его истязуемой руке чернеет и трескается, плоть обугливается и отпадает с обгоревших костей…

      И тут все кончилось.

      Боль исчезла, словно повернули выключатель (так оно и было).

      Пол ощутил, что его правая рука дрожит, а все тело мокро от пота.

      – Довольно, – пробормотала старуха. – Кул вахад! Ни одна из девочек никогда не выдерживала такого. Я, наверно, хотела, чтобы не выдержал и ты… – Она откинулась в кресле, убрала иглу с ядом от шеи мальчика. – Ну что же, вынь руку, человек… и посмотри на нее.

      Борясь с болезненной дрожью, Пол вгляделся в черный провал, где его рука, казалось, оставалась по собственной воле, независимо от него. Рассудок упрямо твердил, что, вытащив ладонь, он увидит обугленную культю…

      – Ну же! – прикрикнула старуха.

      Пол рывком выдернул руку и изумленно посмотрел на нее. Никаких следов! Он пошевелил пальцами.

      – Боль вызывается невроиндукцией, – объяснила старуха. – Нельзя же в самом деле калечить тех, кто может оказаться Человеком. Да, некоторые дорого заплатили бы за секрет этой штучки… – Она убрала коробочку обратно в складки мантии.

      – Но боль… – начал Пол.

      – Боль! – фыркнула Преподобная. – Человек способен управлять любым нервом своего тела!

      Пол почувствовал боль в левой руке, с трудом разжал сведенный кулак, посмотрел на четыре кровавые отметины там, где в ладонь вонзились ногти. Уронил руку и перевел взгляд на старуху.

      – Ты и с моей матерью это проделывала?

      – Видел, как просеивают песок сквозь сито? – спросила она в ответ.

      Тон вопроса подхлестнул его внимание. Песок сквозь сито… Он кивнул.

      – А мы, Бене Гессерит, просеиваем людей, отделяя их от животных.

      Он снова поднял руку, воскрешая воспоминание о боли.

      – И все, что вам для этого надо, – боль? Это единственный критерий?

      – Нет. Я наблюдала не за болью – за тобой в боли. Боль, мальчик, – это лишь ось всего испытания. Твоя мать рассказывала тебе о наших методах наблюдения, не так ли? Я вижу в тебе признаки учения. А наше испытание – это кризис и наблюдение.

      Ее голос подтвердил, что она не лжет. Пол кивнул:

      – Ты говоришь правду.

      Она уставилась на мальчика. Он чувствует правду! Неужели это… Неужели… Она подавила волнение, напомнив себе: «Надежда мешает вниманию».

      – Ты видишь, когда люди верят в то, что говорят!

      – Вижу.

      В его голосе она слышала способности, неоднократно проверенные на практике. И, слыша их, произнесла:

      – Возможно… возможно, ты и в самом деле Квисатц Хадерах… Сядь возле моих ног, маленький брат.

      – Предпочитаю стоять.

      – А твоя мать сидела когда-то у моих ног…

      – Я – не она.

      – Хм, похоже, особой любви я тебе не внушила, а? – Старуха посмотрела на закрытую дверь, позвала: –