Зима мира. Кен Фоллетт

подобие американского джаза – но играли они быстро и громко и знали все модные новинки.

      Опустилась ночь, и двор осветили яркие фонари. Дейзи решила передохнуть и посмотреть, как там Ева – она была не столь уверена в себе и порой нуждалась в том, чтобы ее представили. Но можно было не волноваться: Дейзи застала Еву за разговором с ослепительно красивым студентом в слишком большом для него костюме. Ева представила его как Ллойда Уильямса.

      – Мы говорили о фашизме в Германии, – сказал Ллойд, словно Дейзи могла пожелать вступить в беседу.

      – Какая невероятно скучная тема! – сказала Дейзи.

      Ллойд словно не услышал ее слов.

      – Я был в Берлине три года назад, когда Гитлер пришел к власти. Тогда я не встречался с Евой, но, оказывается, у нас есть общие знакомые.

      Подошел Джимми Мюррей и пригласил Еву на танец. Ллойд был явно огорчен ее уходом, но о вежливости не забыл и, следуя правилам хорошего тона, пригласил на танец Дейзи. Они направились в сторону оркестра.

      – Какая интересная личность – ваша подруга! – сказал он.

      – Ах, мистер Уильямс, именно это и мечтает услышать любая девушка от молодого человека, пригласившего ее на танец, – ответила Дейзи. Едва у нее вырвались эти слова, как она пожалела, что они прозвучали так язвительно.

      Но ему ее ответ показался забавным.

      – Честное слово, вы абсолютно правы, – сказал он, улыбаясь. – Ваш упрек справедлив. Я должен стараться вести себя более галантно.

      Оттого что он мог посмеяться над самим собой – а это означало уверенность в себе, – ее отношение к нему немедленно улучшилось.

      – Вы, как и Ева, гостите в Чимбли? – спросил он.

      – Да.

      – Тогда, должно быть, вы та самая американка, что дала Руби Картер денег на врача.

      – Господи, а вам-то откуда это известно?

      – Она моя приятельница.

      Дейзи удивилась.

      – И многие студенты дружат с прислугой?

      – Боже мой, какой снобизм! Моя мама – член парламента, а когда-то она тоже была служанкой.

      Дейзи почувствовала, что краснеет. Снобизм она ненавидела и частенько обвиняла в нем других, особенно в Буффало. И она считала, что уж ее-то никак нельзя упрекнуть в подобном недостойном отношении к людям.

      – Пожалуй, я неудачно начала знакомство с вами, да? – сказала она. Танец подошел к концу.

      – В общем-то нет, – сказал он. – Вы считаете разговоры о фашизме скучными – но приглашаете в свой дом беженку из Германии и даже берете с собой путешествовать по Англии. Вы думаете, что горничная не вправе дружить со студентом – но оплачиваете Руби дантиста. Я думаю, вы самая загадочная девушка из всех увиденных мной здесь.

      – Я полагаю, это комплимент.

      – К нам идет ваш приятель-фашист, Малыш Фицгерберт. Хотите, чтобы я его спровадил?

      Дейзи почувствовала, что возможность затеять ссору с Малышом доставила бы Ллойду огромное удовольствие.

      – Конечно,