Рубайат. Трактаты. Омар Хайям

отойдет.

      109

      Как нужна для жемчужины полная тьма —

      Так страданья нужны для души и ума.

      Ты лишился всего, и душа опустела?

      Эта чаша наполнится снова сама!

      110

      До того, как мы чашу судьбы изопьем,

      Выпьем, милая, чашу иную вдвоем.

      Может статься, что сделать глоток перед смертью

      Не позволит нам небо в безумье своем.

      111

      До рождения ты не нуждался ни в чем,

      А родившись, нуждаться во всем обречен.

      Только сбросивши гнет ненасытного тела,

      Снова станешь свободным, как Бог, богачом.

      112

      Из допущенных в рай и повергнутых в ад

      Никогда и никто не вернулся назад.

      Грешен ты или свят, беден или богат —

      Уходя, не надейся и ты на возврат.

      113

      Вот лицо мое – словно прекрасный тюльпан,

      Вот мой стройный, как ствол кипарисовый, стан.

      Одного, сотворенный из праха, не знаю:

      Для чего этот облик мне скульптором дан?

      114

      Если б мне этой жизни причину постичь —

      Я сумел бы и нашу кончину постичь.

      То, чего не постиг я, в живых пребывая,

      Не надеюсь, когда вас покину, постичь.

      115

      Вразуми, всемогущее небо, невежд:

      Где утук, где основа всех наших надежд?

      Сколько пламенных душ без остатка сгорело!

      Где же дым? Где же смысл? Оправдание – где ж?

      116

      Этой чаше рассудок хвалу воздает,

      С ней влюбленный целуется ночь напролет,

      А безумный гончар столь изящную чашу

      Создает – и об землю без жалости бьет!

      117

      Жизни стыдно за тех, кто сидит и скорбит,

      Кто не помнит утех, не прощает обид.

      Пой, покуда у чанга не лопнули струны!

      Пей, покуда об камень сосуд не разбит!

      118

      В сад тенистый с тобой удалившись вдвоем,

      Мы вина в пиалу, помолившись, нальем.

      Скольких любящих, Боже, в безумье своем

      Превратил Ты в сосуд, из которого пьем!

      119

      Старость – дерево, корень которого сгнил.

      Возраст алые щеки мои посинил.

      Крыша, дверь и четыре стены моей жизни

      Обветшали и рухнуть грозят со стропил.

      120

      Нет на свете тиранов злобней и жадней,

      Чем земля и жестокое небо над ней.

      Распороть бы земле ненасытное брюхо:

      Сколько в нем засверкает бесценных камней!

      121

      Двери в этой обители: выход и вход.

      Что нас ждет, кроме гибели, страха, невзгод?

      Счастье? Счастлив живущий хотя бы мгновенье.

      Кто совсем не родился – счастливее тот.

      122

      Добровольно сюда не явился бы я.

      И отсюда уйти не стремился бы я.

      Я бы в жизни, будь воля моя, не стремился

      Никуда. Никогда. Не родился бы я.

      123

      Над землей небосвод наклоняется вновь,

      Как над чашей кувшин. Между ними любовь.

      Только