Притворись моей на одну ночь. Дэни Коллинз

хотя и вырастила ее.

      Стены точно сомкнулись. Каким же недоразумением она была! Сначала разочаровала родителей, потом мужа, а теперь еще, похоже, не справляется с ролью матери. Неудивительно, что ее никто не любит. Она сама неспособна на это чувство.

      Слезы защипали глаза, и Октавия моргнула. Одна капелька упала на сморщенное личико малыша. Она вытерла ее, тщательно разглядывая крохотное создание. Куда же делись чувства, которые переполняли ее во время беременности? Тогда она испытывала привязанность к малышу. Это невозможно забыть.

      Мальчик заволновался еще сильнее, его надрывный плач буквально хватал за душу. Октавия не находила в чертах его лица ни малейшего сходства с собой, ничего знакомого. Не такого мальчика она хотела увидеть. Он не был некрасивым, не вызывал отвращения. Просто был другим. Выгибая спинку, он зашелся в яростном плаче.

      – В первый раз всегда странные ощущения, – успокоила Венди. – Вы не первая, кто плачет. Позвольте ему…

      – Нет. – Октавия не ожидала от себя такой уверенности. Странное ощущение. Ей хотелось помочь плачущему малышу, голодному, несчастному и беспомощному. Накормить его. Но она вдруг выпалила: – Это не мой ребенок.

* * *

      Алесандро не удалось поспать с момента звонка кузена. Он сам пилотировал частный самолет, несмотря на снег и туман, в Лондон. Будь на его месте кто-либо другой, Алесандро не упустил бы случая упрекнуть смельчака в безрассудстве.

      Приземлившись, он получил сообщение о рождении здорового сына и о том, что малыша пока держат в инкубаторе ввиду преждевременных родов. Примо ничего не сказал о состоянии Октавии, явно намеренно. Алесандро любил кузена, но Примо обожал язвить и перетягивать на себя внимание по любому поводу. Когда наконец он повзрослеет и перестанет дуться на брата за решение, принятое дедом?

      – Как она?

      – Откуда я знаю. – Примо раздраженно топнул. – Она со мной не разговаривает, не сказала даже, что началось кровотечение. Полагаю, операция прошла успешно, ведь она жива. Кстати, эта больница – курам на смех. Она рисковала своим здоровьем и здоровьем сына. Честно говоря, Сандро, я тебе уже говорил, что опасаюсь за ее психику, и вот тебе подтверждение.

      Из вышесказанного Алесандро уловил, казалось, лишь слово «жива».

      – Женщины очень эмоциональны во время беременности, – менторским тоном вещал Примо. – Почему ты вообще воспринял это всерьез?

      Он держался, как всегда, напыщенно и театрально. Алесандро всегда раздражался, наблюдая за его самолюбованием.

      – Дело даже не в этом, Сандро. Она заговаривается. Несет чушь.

      Алесандро удержался от ехидного замечания о том, что Октавия, по крайней мере, не впадает в истерику, однако слова Примо заставили его вспомнить собственные опасения. С самого начала его беспокоили прохладные отношения Октавии с родителями. Ее мать была склонна к депрессии, но Сандро надеялся, что по наследству это не передается. Первые недели их брака жена была робкой и застенчивой, затем открылась, восхитив и очаровав его. Но в последнее время