Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим. Чарльз Диккенс

надписью: «Дэвид», и мою собственную маленькую вилку и ножик, который ничего не резал.

      Пока мы сидели за столом, я решил, что настал удобный момент сообщить Пегготи о мистере Баркисе, но не успел я договорить, как Пегготи начала смеяться и закрыла лицо передником.

      – В чем дело, Пегготи? – спросила моя мать.

      Но Пегготи захохотала еще громче, а когда мать попыталась сдернуть передник, она плотно закуталась в него, и голова ее очутилась как будто в мешке.

      – Что вы делаете, глупое вы создание? – смеясь, осведомилась моя мать.

      – Ох, пропади он пропадом! – воскликнула Пегготи. – Он хочет на мне жениться.

      – Для вас это была бы очень хорошая партия, – сказала мать.

      – Ох, уж и не знаю! – отозвалась Пегготи. – Не просите меня! Я бы за него не пошла, будь он весь из золота. Да и ни за кого бы не пошла.

      – Так почему же вы ему этого не скажете, смешная вы женщина? – спросила мать.

      – Да как же ему сказать? – возразила Пегготи, выглядывая из-под передника. – Он со мной и словечком об этом не обмолвился. Уж он-то знает! Посмей он только заикнуться, я бы влепила ему пощечину.

      У самой Пегготи щеки были такие красные, каких я никогда еще не видывал ни у нее, ни у кого бы то ни было другого; но она снова прикрыла их на несколько мгновений, потому что снова разразилась неудержимым смехом, а после двух-трех таких приступов опять принялась за обед.

      Я заметил, что моя мать стала более серьезной и задумчивой, хотя она и улыбнулась, когда Пегготи посмотрела на нее. Я сразу увидел, что она изменилась. Она по-прежнему была очень хорошенькой, но казалась озабоченной и слишком слабой, а рука у нее была такая тонкая и белая, почти прозрачная. Но сейчас я имею в виду другую перемену: изменилась ее манера держать себя, в ней чувствовалось какое-то беспокойство, какая-то тревога. Наконец она протянула руку и, ласково коснувшись руки своей старой служанки, сказала:

      – Пегготи, милая, вы не собираетесь замуж?

      – Это я-то, сударыня? – вздрогнув, отвечала Пегготи. – Нет, Господь с вами!

      – Еще не собираетесь сейчас? – мягко спросила моя мать.

      – Никогда! – воскликнула Пегготи.

      Моя мать взяла ее за руку и сказала:

      – Не покидайте меня, Пегготи. Останьтесь со мной. Теперь, может быть, уже недолго ждать. Что бы я без вас делала?

      – Это я-то вас покину, мое сокровище? – вскрикнула Пегготи. – Да ни за какие блага в мире! И как это пришла такая мысль в вашу глупенькую головку?

      Дело в том, что Пегготи издавна привыкла говорить иной раз с моей матерью, как с ребенком.

      Моя мать только поблагодарила ее в ответ, а Пегготи, по своему обыкновению, продолжала не переводя духа:

      – Это я-то вас покину? Как бы не так! Пегготи от вас уйдет? Хотела б я изловить ее на этом деле! Нет, нет, нет! – воскликнула Пегготи, качая головой и складывая руки. – Уж она-то не уйдет, дорогая моя! Правда, есть такие кошки, которые были бы очень довольны, если бы она ушла, но этого удовольствия