Научи меня любить. Ольга Егорова

шесть было…

      – Какая разница, мама? Ты считаешь, это не одно и то же? Двадцать восемь – почти тридцать…

      – Глупости, – улыбнулась Римма Михайловна. – Я тоже в двадцать восемь лет считала себя старой. И в двадцать пять… Дело не в возрасте. И потом, даже если… Может, все-таки лучше одной, чем вот так, как ты, мучиться?

      – Если бы я знала, мама. Если бы я знала, как лучше…

      – Андрей – он неплохой человек. Но мне почему-то кажется, что он тебе не пара. Он слишком… Как бы это сказать? Земной, что ли. А тебе нужен…

      Римма Михайловна задумалась. Ирина улыбнулась:

      – Если ты считаешь, что мне нужен неземной, так значит тот, в пальто как раз и был подходящей партией.

      – В пальто?

      – Ну, первый встречный. На нем такое пальто было… Неземное.

      – Ах, ты об этом! Да, возможно… – ответила Римма Михайловна как-то слишком серьезно.

      – Мам, перестань. Я вообще больше не хочу об этом думать. И говорить об этом тоже – не хочу. Давай лучше, правда, чайку попьем. Телевизор включим… Может, что-нибудь интересное нам покажут.

      – Может, и покажут… Там как раз сейчас цикл передач идет про поэтов серебряного века.

      – Вот и отлично, – облегченно вздохнула Ирина. – Ты же знаешь, я обожаю поэтов серебряного века…

* * *

      На экране мелькали, потрескивая, стилизованные под старую документальную кинохронику черно-белые кадры. Притягивали взгляд, заставляли забыться и поверить в то, что этот послевоенный Ленинград – настоящий, и женщина в шляпе с широкими полями, задумчиво бредущая по улицам полуразрушенного города – вовсе не актриса, а на самом деле – она, Анна Андреевна. Веселая грешница, насмешница царскосельская…

      Но ненадолго. Почти сразу переставало вериться в реальность женщины в шляпе, в черно-белую правдоподобность смешных старомодных автомобилей, чинно двигающихся друг за другом… Где-то в потайных уголках сознания все же существовала, не давая забыться, печальная уверенность в том, что эти черно-белые страницы – всего лишь случайный вкладыш в модном глянцевом журнале, сверкающем яркими цветами рекламы прокладок, чистящих средств, телевизоров, холодильников и еще бог знает чего…

      И вообще, слишком модной стала теперь эта черно-белая съемка. Так и проглядывает сквозь нее довольное лицо клипмейкера, который еще вчера в тех же черно-белых тонах монтировал ролик какой-нибудь современной певички с шикарной силиконовой грудью… Получилось одинаково хорошо – и послевоенный Ленинград, и силиконовая грудь. Модно, стильно. Современно…

      Или, может, напрасно – все эти мысли? Ведь и рекламы на этом канале не бывает. Не увидишь здесь – ни прокладок, ни холодильников, ни силиконовых бюстов. И у оператора, монтирующего трагическую хронику жизни великих поэтов, может быть, есть какие-то свои принципы? Наверняка…

      – Никита! – послышалось из-за спины.

      Он обернулся.

      – «Чашу с темным вином подала мне богиня печали…», – снова поманил к себе экран голосом телеведущего.

      Но черно-белые кадры уже исчезли из поля зрения, а одинокая строчка, вырванная