Возвращение к Истине. Андрей Халов

душа моя при этом полнилась животным страхом.

      Я не мог понять, что не даёт мне повернуть обратно, вопреки мечущемуся во мне ужасу, но только шёл вперёд, ничего не соображая.

      Вот калитка во двор. Я толкнул её.

      Впереди была кромешная тьма. Она была тем гуще, чем дальше продвигался я наугад вглубь сада.

      Выставленными вперёд руками я ощутил прикосновение к шершавой поверхности бревенчатых сеней здания, и вскоре нащупал дверь, толкнул её от себя. Она отворилась. Я не увидел, но почувствовал перед собой провал входа.

      Мне стало не по себе, но, секунду помедлив на пороге, я шагнул в пахнущую замшелостью темноту неведомого прежде мира.

      Желтоватый свет от спички сначала заставил тьму пригнуть на меня. Но вскоре она немного отступила. Я увидел знакомую кучу хлама в прихожей, на ней – светильник «летучая мышь». Внутри его корпуса ещё плескался керосин.

      Фитиль лампы зачадил коптящим пламенем. Я опустил стекло, и копоть пропала.

      Немного постояв и привыкнув видеть впереди хоть что-нибудь в неверном свете «летучей мыши», я направился по коридору вглубь здания и вскоре увидел знакомый стол, покрытый красной скатертью.

      События недавнего вечера всплыли в моей памяти.

      Ужасная погоня и полуночные разговоры. Барахтанье над страшным таинственным колодцем и блуждание среди стеллажей, заполненных какими-то книгами и бумагами.

      Крупные щекотливые мурашки пробежали по телу. Меня бросило сначала в жар, потом в озноб.

      Хотелось позвать старца, но было страшно нарушить мёртвую тишину окружившего меня мрака. И я молча двинулся дальше.

      Вскоре я нашёл зияющий дверной проём, за которым был колодец, и заглянул в него, но ничего не увидел кроме всё тех же осклизлых стен и сломанной мною двери, отвисшей на вывороченных петлях: тусклый свет лампы не смог разогнать тьмы внизу.

      Я снова вернулся обратно, в комнату, которую назвал гостиной, сомневаясь, стоит ли находится здесь дальше.

      Но ничего не происходило, и любопытство взяло верх. Я пошёл по коридорам, заглядывая с порога в каждую комнату, в которых на стеллажах стояло множество книг и рукописей: листы их были скреплены огромными скрепками или прошиты.

      Я растерялся от их великого скопления, не зная, откуда начать их осматривать, да и стоило ли, вообще, терять на это время.

      Ориентируясь по алфавитным знакам на стеллажа, я стал искать место, где могли бы быть рукописи или книги моего отца, – ведь старик что-то упоминал о них, – но вскоре заметил, что книги стоят в алфавитном порядке по названиям, а рукописи – по фамилиям авторов. Поэтому, если у отца даже и были какие-нибудь книги, искать их без названий было бесполезно.

      Я взялся за рукописи и вскоре наткнулся на аккуратно перевязанную тесёмочкой, завязанной на бантик, толстую папку, на корке которой увидел свою родную фамилию.

      Дыхание перехватило, и сердце возбуждённо заколотилось в груди.

      Так это была правда! В руках у меня была рукопись моего отца!..

      Я поставил на пол лампу