Возвращение к Истине. Андрей Халов

меня же это был шанс снова оказаться на целый день за забором училища.

      Наконец-то!

      У «больного» я провёл от силы минут пятнадцать, – он тоже куда-то «намыливался» смыться из отделения, – и вскоре свободен.

      До моей цели от больницы было рукой подать….

      При свете дня мне предстала иная картина. Вроде бы давеча это был дом, затерявшийся в глубине густого заброшенного сада. Теперь же я обнаружил, что это – одноэтажный пристрой, примыкающий нелепым образом к глухой стене высокого здания, которого не заметил ночью. Сад выглядел теперь, в лучах солнца, довольно редким.

      Стена дома, к которой примыкала пристройка напрочь была лишена окон и тянулась вдоль улицы на добрую сотню метров. Высоты в ней было этажа три, и нижнюю часть скрывали от обзора кроны деревьев прилегающих садовых участков в дворах приютившихся рядом частных домиков.

      Я вспомнил странный наказ старика не приходить засветло, но всё же, постояв немного в нерешительности у калитки, открыл её и направился к пристройке, но там, где должна быть дверь, лишь после тщательного обследования обнаружилась чуть приметная щель в брёвнах. На расстоянии ширины двери пальцы мои нащупали и вторую. В них невозможно было просунуть даже лезвие бритвы.

      Прошёл битый час, но я так и не смог попасть внутрь. Видно, старик не зря сказал, чтобы я приходил сюда с наступлением темноты.

      С виду здание выглядело заброшенным.

      Я с досадой подумал, что зря вообще сюда пришёл снова. Но неожиданно обнаружил, что меня тянет попасть внутрь загадочного дома снова.

      Остаться в городе до наступления темноты значило опоздать из увольнения и снова нарваться на конфликт с комбатом. Надо было придумать что-то, чтобы продлить увольнение до утра.

      Вскоре я снова был в училище.

      В расположении батареи народу было немного. Фанатиков «секи» резались в Ленинской комнате в карты, ни на кого не обращая внимания. Любители «AC/DC» в другом конце общаги на всю катушку врубили наш взводный «кассетник», до последнего выжимая из магнитофона смачные басы и трели, в одной из пустых комнат в стакане булькал, по-видимому давно, кипятильник из лезвий бритвы, – это запустение лишь через несколько часов снова наполниться гулом голосов пришедших из увольнения курсантов как улей.

      Послонявшись по комнатам, я заметил, что Охромова нет нигде тоже.

      В канцелярии батареи ответственный офицер, командир взвода, читал какую-то книжонку.

      Это был молодой лейтенант Швабрин. Его, в самом деле, считали «молодым», ведь сам он закончил нашу «артягу» всего лишь год назад. К тому же он боялся принимать самостоятельные решения, сильно зависел от мнения комбата и других офицеров, а потому и не мог пользоваться среди нас авторитетом и уважением.

      Швабрин лишь несколько месяцев пробыл в войсках, а потом получил вызов в родную обитель для дальнейшего прохождения службы. Ходили упорные слухи, что в войсках его «заклевали» солдатики. Да и по его виду нельзя было предположить что-либо иное. Однако в общении с нами,