Ленин и Клеопатра. Александр Образцов

ь пьесы на сцену банален и прост. Путь текста пьесы по жизни иногда затмевает саму пьесу.

      Завязка.

      Грустно мне что-то стало, Владимир Ильич…

      (Газета «Вечерний Петербург» от 22 апреля 1996 года)

      В Нью-Йорке с 1942 года выходит главный литературный журнал русской эмиграции «Новый журнал». М.Алданов, М.Карпович и Р.Гуль вели его долгие десятилетия, пропуская под обложкой работы Мстислава Добужинского новую русскую литературу в изгнании. Вначале это был Бунин, затем малоизвестный на родине Газданов, а дальше практически и трагически посторонние для нас поэты, прозаики, эссеисты, авторы мемуаров. Это как будто мы детдомовцы, а вдруг приходит пожилая женщина и говорит, что она наша мама. Надо радоваться, а кроме неловкости ничего нет.

      Грустно все это, Владимир Ильич… Не случайно я вспоминаю этого человека. Пять лет назад для меня было большой неожиданностью узнать, что юбилейный номер «Нового журнала», посвященный пятидесятилетию основания и «победе демократии всех народов России, Украины и других республик» открывается моей пьесой «Ленин и Клеопатра». Пьеса пришла в Нью-Йорк самотеком, получил я за нее также самотеком 65 долларов – большие деньги по тем временам! но я не стал показывать этот журнал, не стал хвастаться. Может быть потому, что был при смерти.

      А позже валом повалили со всех сторон разухабистые тексты с Лениным, Брежневым и Горбачевым – злые, плохие по языку и интриге. Двигаться в этом грязном потоке было противно.

      Тем более что ты здесь как бы один из родоначальников. Это я для того, чтобы читатель чертыхнулся от авторской нескромности. Когда читатель чертыхается, хмыкает и негодует – это хорошая реакция. Потому что сегодня насмешить его может только чужая неудача, а заставить плакать – отвалившаяся подошва фирмы «Монарх». Суров стал читатель, Владимир Ильич, суров…

      Пьеса «Ленин и Клеопатра» даже по названию своему очень милая. Он у меня там сначала воинственный и готовый к революционным преступлениям, а затем его женщина посадила на свои точеные колени, он и размяк. И понял, что есть другой путь.

      Конечно же, в 1989 году я и мечтать не мог о постановке этой пьесы в ленинском кабинете Смольного, там, где встречаются главные герои – Ленин и Клеопатра. Тогда это могло быть расценено как святотатство. Хотя в любой стране мира, кроме Северной Кореи, использование образов крупных исторических личностей в произведениях любого жанра – обыденное явление. Но не у нас.

      У нас нельзя смеяться над следующими товарищами: над Пушкиным, над Лениным и над Иосифом Бродским. Иисус Христос в этот список не попадает. Как и Магомет с Буддой. Такие мы – таинственные. Как Чебурашка из известного анекдота.

      Но в том-то и дело, что я не смеюсь над Владимиром Ильичом. Я его со всей возможной для политика такой судьбы осторожностью пытаюсь очеловечить. Некоторое подтрунивание над его страстью к лидерству никак нельзя назвать вероломством. Одному ему свойственную систему обольщения женщин совсем необязательно считать аморальной – масса мужчин считает излишним само понятие обольщения. А ребячливость Владимира Ильича, его страсть к розыгрышам? Об этом говорят все мемуаристы – от Горького до Инессы Арманд.

      К тому же и остальные вожди большевиков нарисованы мною совсем не сажей. Элегантный эрудит Троцкий, забавный и ребячливый (не зря его так любил Владимир Ильич!) Свердлов, грубоватый, верный Рахья, деловитый, исполнительный Подвойский, импульсивный Антонов-Овсеенко и, наконец, обольстительная Клеопатра, которая даже говоря «да» не теряет своей таинственной власти над кучкой встретившихся ей революционеров.

      Единственный отрицательный персонаж пьесы – Фотограф. Но ни один из нынешних функционеров КПРФ не сможет обвинить меня в том, что я в образе Фотографа вывожу будущего наркома национальностей. Полная неожиданность для меня самого это мое нечаянное предположение.

      Теперь о сроках. Поскольку в Малом драмтеатре идет пьеса, написанная с моим участием, то я поспешил туда. Завлит Михаил Федорович выслушал мое предложение поставить «Ленина и Клеопатру» в кабинете Ленина в Смольном к президентским выборам и – увы – парировал это предложение. Оказывается, Малый драмтеатр 20 апреля покидает нашу страну, и во время президентских выборов будет болеть за демократию из-за рубежа.

      Это не охладило меня. Ведь сама идея постановки «Ленина и Клеопатры» именно сейчас, во время «кто кого» приобретает неожиданную остроту и хорошую злободневность. Почти 79 лет прожил большевизм. Как долго, Владимир Ильич, как долго… А все никак не может умереть. И ведь требуется для этого сущая ерунда: надо, чтобы трагическое событие 25 октября 1917 года повторилось в том же кабинете в виде фарса. И все!

      Есть актеры (хорошие петербургские актеры), желающие исполнить эту пьесу. Есть деньги на постановку. Есть очень выгодный проект проката спектакля в кабинете Ленина с ценою билетов по 1000 долларов. Вряд ли там поместится больше десятка зрителей. Но и тогда за семь спектаклей до 16 июня можно выручить очень хорошие деньги, часть которых могла бы пойти на реставрацию мебели и повышение зарплаты дежурным.

      Вполне