365 рассказов на 2007 год. Александр Образцов

ты, сволочь! – весело говорит он в ответ, и я понимаю, что там, где для меня потолок, для него пол, и что он только ещё начинает свой танец. – Сволочь и есть! Просто скотина какая-то бездумная…

      Он бы долго ещё продолжал, но я сгрёб мелочь в правом кармане куртки, вбил её в кассу и сказал:

      – Жрите. Подавитесь своими билетами.

      Потом достал мелочь из другого кармана, вбил и её.

      И начинаю отрывать билеты, строго по линии отрыва. Один за другим. Оторвал штук десять и в кассу засунул.

      – Ты что делаешь? – спросил ошеломлённый филистимлянин. – Он же, это самое, водитель который, теперь всю эту выручку прикарманит! Ты что это лазейку для злоупотреблений делаешь тут?

      – А-а! – обрадовался я. – Вот, ещё получи!

      И семь рублей из студенческого билета в кассу засунул.

      – Ты обалдел, что ли? – спрашивает Майя, оторвавшись от магнитных шахмат. Мне во время разговора с хананеем приходилось держать её за локоть. – На что мы жить будем? У меня стипендия только в понедельник!

      Вот тут я вспылил!..

      Теперь специально пойду работать на базу, заработаю денег, выверну метров двадцать билетов, намотаю ему на шею, а сам в окошко выкинусь, в овраг.

      22 марта

      Публичка

      В Публичке меня повстречал преподаватель Курочкин.

      – А вы что здесь?.. – спросил он.

      «А тебе какое дело?» – хотел я ответить, но не смог. Это во мне раб сидит. И я ответил:

      – У меня разовый пропуск.

      – А-а, – успокоился Курочкин за Публичку. – Пойдём, покурим?

      «Очень мне надо с тобой курить, если я тебя не уважаю», – надо бы мне ответить, но раб во мне сказал:

      – Пошли.

      Мы спустились по мраморной лестнице мимо камней с иероглифами на два марша вниз. Курочкин шёл, брюзгливо поджав губы, как будто его вынудили отдать родовой дворец под Публичную библиотеку. Брюзгливость его возрастала, как только нам попадались умные и одновременно соблазнительные читательницы. Так и казалось, что у него слюна течёт из обоих углов рта.

      Мы вошли в курилку, и я едва смог вдышаться. В сплошном дыму вдоль стены стояло восемь читательниц и дымило. Эти восемь читательниц (мы встали напротив и тоже задымили) стояли самоуглублённо, нахмурившись, как перед казнью, и молчали. Гудел вентилятор. Курочкин повёл глазами на одну из них и промычал:

      – Мм?

      – Ничего, – ответил ему раб во мне.

      – Слушай, – перешёл он на ты, – а с кем это я тебя видел вчера?

      – Где?

      – У гардероба, на факе.

      – С женой.

      – Ты что, женат?

      – Женат.

      – А я – нет. Вот это номер. Ты что, выходит, опытней меня? – он подмигнул сквозь дым.

      – Опытней, – сказал я.

      – Тогда ты меня познакомь с этой вот, в чёрном платье.

      – Сейчас, что ли?

      – Если можно – сейчас. Если сможешь.

      – Запросто, – сказал я. Раб во мне побледнел и прижался к стене дома, пропуская корриду.

      – Девушка! – громко сказал