365 рассказов на 2007 год. Александр Образцов

у старшего Кротова стояла трёхкомнатная квартира. И, если уж говорить трезво, то долговые обязательства, переписанные на отца, вполне устроили бы приозерского маслоторговца.

      Но Владимир Кротов платить за сына категорически отказался. Он предложил в оплату долга свинью. Маслоторговец и его приятели, приехавшие в посёлок С. для решительных переговоров, были оскорблены.

      Я сам видел, как они в бешенстве рассаживались в две перламутровые машины – синюю и бордовую. Было сумрачно, низкие тёмносизые волны туч несло с Ладоги. Дом арендатора Кротова, построенный временно из горбыля, торчал на северном небе неровными уступами, так же торчали в разные стороны стропила недостроенного сарая, какие-то палки, балки, столбы. Ледяными лунками стёкол оскорбляла весь этот беспорядок взлётная полоса теплицы в полсотки – ни разу не использованная.

      Через две недели мы с женой жгли костёрчик в уютной ложбинке перед домом. Всё это время тучи с Ладоги неслись без передышки, но никак не могли наморозить раннего снега. Есть в эти дни предснежья что-то исступлённое и мрачное, как будто природа никак не может разродиться. Люди как аппендициты либо миндалины природы – это кому как нравится – тоже ощущают её мучения. Нормальный человек в такие дни пьёт горькую, а русские интеллигенты потерянно ходят по комнатам, ломая руки.

      Мы с женой сидели у костра. Трещали прошлогодние сучья ольхи. Выла собака у Горюновых. Из-за горки, от арендатора раздались резкие удары молотка.

      – Гроб колотит, – сказала жена. Мы посмотрели друг на друга расширенными глазами. Мы знали окончание этой истории. Оно не поддаётся описанию художественным способом.

      Старший сын Кротова вдруг пропал. Пропал и пропал. Несколько дней его не было. Потом в лесу его нашли повешенным на дереве. Милиция, конечно же, квалифицировала это как самоубийство. Общественное мнение было на стороне маслоторговца, иначе оно проявилось бы.

      Жуть какая.

      24 января

      Сгорела школа

      В половине пятого утра 19 августа жители посёлка С. Ларионовской волости проснулись от пальбы. В ночное небо взвивались куски раскалённого шифера. Горела школа, самое большое и старинное здание С. Она служила системе народного образования ещё при Маннергейме.

      Две пожарные машины из Приозерска вовсю поливали белое жадное пламя, дорвавшееся до финского довоенного бруса. Пламя отражалось в глазах молчаливой толпы жителей С. и дачников. Наверняка в толпе же были и поджигатели, малолетние любители «кислоты». Они зажгли с вечера костерок в пустующем здании, на чердаке.

      Через два дня я встретился с кузнецом одного из петербургских таксопарков Виктором Омельяненко. Он тридцать пять лет назад бегал через дорогу в эту школу.

      – Японский бог! – сказал Виктор. – Даже уголовного дела не завели! Мать-то их перемать! А завтра они пойдут по дворам! Присудили бы родителям по пять тысяч да вывели бы корову со двора с судебным исполнителем – тогда бы не лезли по чужим чердакам! Хотя, –