Гений жанра. Юрий Домбровский

строя Юрий Лермонт погиб при осаде Смоленска ещё в семнадцатом веке. Сохранились документы относительно твоего прадеда – Юрия Петровича Лермонтова, воспитанника шляхетского кадетского корпуса, – я их видела. В то время род Лермонтовых ещё пользовался благосостоянием, – грустно улыбнулась бабушка, – захудалость началась ближе ко времени твоего отца, Мишенька.

      – А кто был мой отец? – перебил бабушку внук. – Ты никогда о нём не рассказывала, будто его и нет вовсе. Если он жив, почему не навещает меня?

      – Всё по порядку, мон шер, не спеши, я всё тебе расскажу, раз уж начала, – она внимательно посмотрела в глаза внуку и продолжила: – Твой отец жив, но я запретила ему встречаться с тобой – таков наш уговор.

      – Какой уговор?

      – Мы условились с ним, что он не будет искать с тобой встреч, пока тебе не исполнится шестнадцать лет – так мы договорились.

      – Но почему?

      – Хорошо, – слушай, вздохнула бабушка, – ты уже большой мальчик и должен понять всё правильно. Твой отец Юрий Петрович слыл редким красавцем и был прекрасно сложен – этого у него не отнять. В этом смысле слова его можно было назвать изящным мужчиной твоя мама сразу же влюбилась в него, как только увидела. Поначалу он казался мне добрым, хотя и ужасно вспыльчивым. К тому же был ужасным повесой, – она задумалась на какое-то время, будто вытягивая что-то из своей памяти, потом, смахнув слезу, продолжила: – Я была против их брака. Но перед женитьбой он, как мне казалось, переменился и даже вышел в отставку в чине пехотного капитана. У него было две сестры, проживавшие в Москве, но после свадьбы он с твоей мамой поселился в нашей усадьбе в Тарханах. Однако рожать свою молодую жену, твою маменьку, он повёз в Москву. Дочь моя не отличалась крепким здоровьем, а в Москве можно было рассчитывать на помощь более опытных врачей… Там ты и родился в доме как раз напротив Красных Ворот – я тебе показывала, когда мы последний раз бывали в Москве.

      Мишель слушал, не перебивая. Он будто окунался в некое таинство, доселе ему неизвестное. А Елизавета Алексеевна продолжала свой рассказ, будто вслух размышляя о превратностях судьбы и о так рано ушедшей из жизни единственной дочери.

      – Отец твой хотел назвать тебя Петром, чтобы ты был Петром Юрьевичем, как дед твоего отца, но я настояла, чтобы тебя назвали Михаилом – в память о моём деде… Тебе нравится твоё имя, мон шер?

      – Нравится, – рассеяно ответил Мишель, будто его мысли были где-то далеко.

      – Я даже в честь тебя назвала новое село в семи верстах от наших Тархан – Михайловское.

      – Да, я знаю, ты мне говорила, – ещё больше погрустнел он. Но почему отец после смерти маменьки так больше и не вернулся к нам?

      – Твой отец быстро охладел к твоей маме, стал невыдержанным, на её глазах заводил шашни с гувернанткой немкой Сесильей – я её потом выгнала прочь, не гнушался и дворовыми девками… А однажды, когда мы возвращались в экипаже от соседей Головиных, твоя мама стала упрекать его в этом. И тогда он ударил её по лицу, ударил