Провокация: Театр Игоря Вацетиса. Сергей Юрьевич Юрский

свою речь, но сбился, скис и обмяк.

      Никитин поднес начальнику стакан с боржоми. Тот выпил, сразу опять закурил и, что особенно давило на Фесенко, так и не изменил положения головы. О этот профиль начальника, о, этот каменный профиль! Фесенко безнадежно вздохнул, вяло махнул рукой и сел.

      – Продолжайте, Михаил Зиновьевич, мы вас внимательно слушаем.

      – Я просто не знаю, о чем говорить. Уж лучше спрашивайте.

      – Вы читали Виктора Конецкого последнюю повесть?

      – Нет.

      – В журнале «Звезда»?

      – Нет, не читал.

      – Как она называется-то? Какие заботы?

      – Не читал.

      – Почитайте. Смело пишет. Ядовито. А ведь печатают – даже удивительно. Очень я его люблю. Откровенный человек. А вот интересно… слыхали, в Москве писатели затеяли журнал какой-то. Все члены союза, все с именами, а журнал… хе-хе-хе… – Никитин посмеялся, – самодеятельный. Интересно. Не думаю, чтоб они лучше Виктора Конецкого написали. А вы как думаете?

      – Я ни то, ни другое не читал.

      – Но мнение-то свое у вас должно быть?

      – О чем?

      – Жалко, что вы не хотите с нами прямо говорить… открыто.

      – О чем, о чем?

      – Ну, ладно. – Никитин проницательно прищурился. – Сколько дочурке вашей сегодня?

      – Восемь.

      – Невеста моему. Моему в сентябре шесть.

      – Старовата для вашего.

      – Ничего, ничего… сгодится.

      Никитин полез во внутренний карман пиджака, долго там нащупывал что-то и вдруг, как фокусник, вырвал и высоко поднял плоский прямоугольник в размер открытки. Фесенко даже слегка отшатнулся от слишком резкого взмаха. Никитин положил прямоугольник на стол. Оба посмотрели на него.

      – Голография, – сказал Никитин.

      – Вижу, – сказал Фесенко.

      – Здорово делают, черти.

      В рамочке была изображена массивная золотая цепочка – она, казалось, имела объем, хотелось потрогать. Ее толщина была настолько реальна, что опровергала очевидную плоскость картинки. Взгляд невольно прыгал: смотришь сверху – объем, глубина, смотришь сбоку – плоско, лист картона. Снова сверху – объем. Это утомляло.

      – Дочке вашей. – Никитин протянул картинку Фесенке, но еще не отдавал. Разглядывал. – Вот ведь и мы научились делать. Специалисты говорят, получше, чем японцы. А вы как считаете? Вы японские видели?

      – Видел.

      – Ах, ну да! Что это я! Это же по вашему профилю. Ну и как по-вашему? Какие лучше?

      – Да японские пока покачественнее.

      – Вы так считаете?

      – Считаю. В этом они пока впереди.

      – Если бы только в этом, Михаил Зиновьевич, дорогой, если бы только в этом!.. Дочке! – Он толкнул ногтем прямоугольничек, и тот скользнул через лаковое поле стола к противоположному краю.

      – Спасибо.

      – А что вы скажете о Корсунском?

      Фесенко очень долго и как-то неудобно укладывал открытку во внутренний карман пиджака.

      – А