Улица Красных Зорь (сборник). Фридрих Горенштейн

ты молчишь? – спросила наконец Бэлочка, подышав так минуту-другую.

      – Я… Ты… – Сережа начал прокашливаться.

      – Я да ты, – засмеялась Бэлочка. – Ты доктора сын?

      – Да.

      – Гинеколога?

      – Да, гинеколога.

      Бэлочка опять засмеялась.

      – Чего ты смеешься? – спросил Сережа, чувствуя все большую неловкость и не зная, что говорить и что делать дальше.

      – Ты Пушкина хорошо читал, – вовремя пришла на помощь Бэлочка, – моей маме понравилось.

      – Я твою маму и раньше видел, – сказал Сережа, – она к нам приходила… У тебя мама красивая, – добавил он, неожиданно для себя смело.

      – Влюбился? – ответила Бэлочка на его смелость еще большей.

      Сережа растерялся и не знал, что сказать: соврать, засмеяться небрежно или признаться, что действительно был влюблен.

      – В мою маму все мужчины влюбляются, – сказала Бэлочка.

      Сереже стало приятно, что Бэлочка и его тоже причислила к мужчинам, и он сам, не понимая, что делает, как бы наблюдая за собой со стороны, положил ей руку на левый бок у полного бедрышка, прощупав под белой, шуршащей материей какие-то косточки, какие-то завязочки, какие-то узелки. Тогда Бэлочка подалась вперед, прижала свой мягкий животик к Сережиному животу, уперлась обеими ладошками в его грудь и из этого не совсем ловкого положения несколько раз поцеловала Сережу в губы своими липкими, сладкими от яблочного пирога губками. В это время по коридору кто-то прошел и, видно, услышал за вешалкой шуршание и, может, даже звуки поцелуев, потому что остановился и повернул голову к вешалке, как это делал недавно Сережа. Бэлочка, распираемая смехом, прижала одну свою ладошку к своему ротику, а второй, мягкой, теплой ладошкой закрыла Сережин рот. Силуэт постоял в коридоре и пошел дальше к туалету. Но тут Бэлочка не удержалась и выпустила из-под своей ладошки короткий, визгливый, похожий на поросячье хрюкание смешок. Это так развеселило Сережу, что он тоже хрюкнул под теплой Бэлочкиной ладошкой, тем более что узнал в силуэте Алика Саркисова. Когда посрамленный Саркисов скрылся в туалете, Сережа и Бэлочка выбрались из-за вешалки и побежали в комнату, присоединились к поющему под аккомпанемент Мери Яковлевны хору.

      Солнышко, солнышко, погляди в оконышко.

      Выйдут детки погулять, будут прыгать и играть…

      А на прощание, перед тем как веселые возбужденные дети стали расходиться по домам, Мери Яковлевна с чувством спела «Колыбельную», пластично выпевая каждое слово красными губами.

      Спи, мой дружок, вырастай на просторе,

      Скоро промчатся года.

      Смелой орлицей под ясные зори

      Ты улетишь навсегда.

      Даст тебе силу, дорогу укажет

      Сталин своею рукой.

      Спи, мой воробушек, спи, мой дружочек,

      Спи, мой звоночек родной.

      Ля-ля-ля-а-а-а…

      И все разгоралось, все разгоралось, все светлело в Сережиной душе от этих убаюкивающе-торжественных звуков.

      Позднее,