Фонарик Лилька. Юлия Кузнецова

нас есть такие. Трудно сказать, почему между бариста и клиентом возникает симпатия. Лёвка вот нравится людям своей застенчивостью и повышенной лохматостью. Его обожает одна студентка-ботанша, которая всегда занимает столик напротив стойки, раскладывает перед собой учебники, но таращится не на них, а на Лёвку. Он в принципе мог бы впарить ей что угодно: хоть термокружку за триста рублей, хоть полкило дорогущего молотого кофе. Она все возьмет не глядя да еще и сдачу забудет. Но он не может – застенчивый же.

      У Лариски свои отношения с мамашками, особенно с одной, многодетной. Обычно у нее один в коляске, другой под мышкой, третий тычет ручкой во все сразу пирожные на витрине. Как правило, эта мамашка покупает себе мегакапучино или мегараф в бумажном стакане и, извиняюще улыбаясь, толкает коляску к выходу. Мы все смотрим ей вслед, и у нас теплеет внутри, словно мы отхлебнули от ее мегарафа, потому что знаем, что как бы глупо ни выглядел в наших широтах теплый стаканчик, ароматно пахнущий кофе и ванилью, он вполне скрашивает прогулку под моросящим дождем.

      Но когда эта мамашка решает вдруг не прогуливать свою милую компанию под дождем, а остаться с нами в тепле и компания разбредается по всему кафе, на искреннее сочувствие и терпение способна только Лариска.

      Она следит, чтобы дети не мешали другим клиентам, подает мелки, вытирает сопли, если кто-то чихнул, и спокойно выслушивает рассказы про то, какие «новые драки папа загрузит завтра на айпад, если я себя буду хорошо в садике вести» и с какой «огромной Хеллоу Китти я играю у бабушки, когда приезжаю к ней погостить». Так что обычно мы ожидаем эту мамашку в Лариски ну смену.

      Моя клиентка не из таких. Она писательница.

      Вообще у нас две писательницы. Как я узнала об этом? Да очень просто. Однажды в кафе вырубили Wi-Fi, и все выключили свои ноуты и планшеты и, допив кофе, ушли. Остались только эти две. Ну и пару раз до меня долетали разговоры обеих по телефону: «У меня вышла книжка! Видела?»

      Первая меня особенно не интересует. Она все время одинаково одета – в джинсы и синюю толстовку, одинаково причесана и занимает одно и то же место – практически у туалета. Думаю, любит одиночество и все время витает в облаках. Мне кажется, она сочиняет любовные романы, – у нее все время затуманен взгляд. Когда она подходит к стойке и разглядывает стену за моей спиной, на которой написано мелом наше меню, то явно при этом думает о той истории, от которой оторвалась ради кофе, а выбор ее напитка определенно зависит от того, как он называется. Я вижу по ее лицу, что она тащится просто от сочетания звуков, когда произносит: «Карамельный глясе со взбитыми сливками, пожалуйста».

      «Моя» писательница другая. Во-первых, она модно одевается, каждый раз продумывает «луки». Меняет прическу, ногти у нее всегда накрашены, не то что у первой. В самом деле, приятно же смотреть на ухоженного человека. Вот, казалось бы, мелочь – в слякотную погоду ее джинсы всегда заправлены в сапоги, в отличие от джинсов первой писательницы, которые, как и кроссовки, всю зиму гордо носили следы соли.