.

Юрий). Я сбегу, скроюсь где-нибудь, пока не кончится дождь. То, что я знаю теперь… я не должен, вообще-то, этого знать. Езжайте без меня.

      – Что же мне там делать, одному?

      – У вас есть свой ребёнок? Возьмите его в поездку. Рядом с нашей деревней замечательный лес. И конюшня, где детей катают забесплатно.

      – Нет, нету. Моя жена не хочет детей… слушай, а может, на поезде?

      На тонких, искусанных губах появилась улыбка. Это было настолько неожиданно, что Юрий икнул.

      – Вы не поймёте. Вы говорите, я много знаю… я и правда очень много знаю – сейчас. Будто смотрю в очень сильный телескоп на себя самого. Хотите знать, что я там вижу? Что я нахожусь где-то в другом месте, далеко отсюда. Не у бабки с дедом. Даже если я сяду на Рязанский экспресс, то всё равно скоро обнаружу, что еду совсем в другую сторону. Это против моей воли, понимаете? И даже вы не можете помочь.

      Он вытер руки о свитер, так тщательно, словно хотел стереть, смазать линии на ладонях.

      Юра откашлялся.

      – Если кто-то тебя принуждает, ты только скажи…

      Где-то каркнула ворона, и мужчина с мальчиком синхронно вздрогнули. Поднялся ветер, сетчатый забор, опоясывающий школу, загудел, разрезая воздух на ромбы. Юра наблюдал, как изменялось лицо Паши: это как в ускоренной перемотке смотреть, как струятся по небу облака, и меняет своё местоположение луна.

      Капли на его подбородке больше не были каплями дождя. Влага, что собиралась там, была вязкой, как смола. Казалось, она сочится из самого сердца.

      – Она обещала, что всегда будет со мной, – прошептал он. – Она говорила: «Папа, может быть, уйдёт, но я всегда буду с тобой, мой маленький солдат». Я спрашивал, куда уйдёт папа, но она говорила, чтобы я не беспокоился. И я не беспокоился. Я ей верил. И что теперь? Они ушли вместе. Остался только я. Она думала обо мне – всё время, и когда выкручивала руль тоже. Теперь её нет, и обо мне думает кто-то другой. Кто-то огромный, такой, что не придумать нарочно. Но я теперь буду сам за себя решать. Я никуда не поеду! Даже если он говорит, что будет легче. Не верю, нет.

      Юрий вытянул руки и умостил их на плечах мальчика. С тем же успехом он мог погрузить их в песок пустыни, что дождалась дождя впервые за тысячу лет. И поняла, что дождь этот не принёс ей ничего. Она мертва по своей сути, и вся влага, все питательные вещества канут в пустоту.

      – Однажды всё наладится, – сказал он первое, что пришло в голову. Звучало по-дурацки. Не это нужно было мальчику, чья жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов. Но фокус в том, что панацеи не существует. Невозможно щёлкнуть пальцами и сделать всё хорошо. Кажется, Паша понял это. Он обхватил руками запястья Юрия, всё ещё лежащие на его плечах, сжал их сильно, до боли – удивительно, сколько сил в этом щуплом теле – а потом отступил, уверенный, что повисшая в воздухе дымка скроет его от чужих глаз. Когда этого не произошло, он понизил голос и зашептал:

      – Сейчас я убегу. Скажите им, что не смогли меня поймать. Или что я вас как-то обманул. Ну пожалуйста!

      Юра глубоко вздохнул и дал себе