Цвет неба. Джулианна Маклин

так хорошо помню, как лежала на больничной койке рядом с Меган, подложив руку под голову, и думала, что могла бы пролежать вот так вечно, что мне никогда не надоест наблюдать за ней. Эти моменты были столь простыми и столь искренними, что дух захватывало.

      Майкл испытывал такие же чувства, что и я, по отношению к нашему ребенку. Он работал днем, а ночевал с нами в палате, в мягком кресле.

      Когда мы, наконец, принесли Меган домой, я поняла, что Майкл не только идеальный муж, но и идеальный отец.

      Он был совершенно не похож на моего папу – тот всегда сохранял дистанцию. Майкл, наоборот, с удовольствием менял подгузники и наглядеться не мог на нашу маленькую девочку. Он носил Меган по дому на руках. Читал ей книги и пел песни. Несколько раз в неделю Майкл подолгу гулял с Меган в парке, чтобы я могла вздремнуть или просто чем-то заняться: принять душ или приготовить поесть. Я чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.

      Позже, когда Меган исполнилось два года и она перестала пить молоко из бутылочки, я почувствовала, что готова писать снова.

      Майкл – как и всегда, щедрый и участливый – предложил каждое воскресенье возить Меган в Коннектикут, к своей сестре Марджери.

      И все было замечательно. Марджери была счастлива провести время с ними, и за те счастливые дни отношения между Майклом и Меган стали еще лучше.

      Вскоре я уже начала писать рассказы в журналы для молодых мамочек. Но в глубине души мечтала о возвращении в «The New Yorker». Надеялась, что снова стану писать для этого журнала, когда Меган станет постарше.

      Иногда я задумываюсь, хотела ли бы я что-нибудь изменить в тех блаженных днях своего материнства, если бы знала о бомбе, которая вот-вот собиралась разрушить мой маленький мир. Наверное, я всегда буду об этом думать, и нет никакой возможности избежать сожалений.

      Глава 5

      Когда Меган исполнилось три с половиной, мой отец приехал к нам в гости в Нью-Йорк. Тогда он впервые увидел наш дом (мы жили в кирпичном особняке на Вашингтон-сквер) и тут же заметил, что ему стоило бы приехать раньше. Он назвал себя «ужасным дедушкой».

      – Не переживай, папа, – ответила я, передавая салатницу. – Плохо, что я тоже тебя редко навещала. Просто мы все так заняты. Я тебя понимаю. Трудно вырваться.

      На самом деле мы оба знали: мои слова – не более чем очередная ложь, сказанная небрежным тоном, чтобы избежать подозрений. Между мной и отцом все время чувствовалось какое-то странное напряжение, очевидное для всех, в том числе и для Майкла, который был единственным мужчиной, которого одобрял отец.

      – Хорошего ты себе мужа отхватила, – сказал папа в день моей свадьбы, похлопал Майкла по спине и ушел с вечеринки раньше всех.

      Конечно же, Майкл ему понравился. Он нравился всем и каждому. Майкл был красивым, обаятельным, остроумным, да еще и Гарвард окончил. Идеальный кормилец и преданный муж. А то, что детство Майкла прошло на ферме на Среднем Западе, и вовсе возвысило его в глазах папы до небес. Я думаю, он был все еще в шоке, что мне удалось