Записки церковного сторожа. Алексей Николаевич Котов

да? – спрашиваю я.

      Кот мурчит и ничего не отвечает.

      – Наташ, чайник горячий?

      – Сейчас подогрею. Вставай.

      Зеваю. Ложусь на спину и тяну руки к потолку.

      – Ы-ы-ы!..

      Пустота какая-то… Ничего не хочется. Ну, разве что… Впрочем, я не знаю.

      Наташка на кухне за полуоткрытой дверью. Она гремит посудой и мне не нравится этот дребезжащий звук. Может быть, еще тишины хочется?.. Улыбаюсь: а потом глазки смежить и еще поспать?

      Снова тяну руки к потолку:

      – Ы-ы!..

      – Это ты воешь или кот? – спрашивает Наташка.

      – Я-я-я-ы!..

      Трико, майка и тапочки. Сигарета. Окно… Опять снег идет, чертяка! Я пью кофе и рассматриваю телепрограмму на подоконнике. Под ногами вертится Рыжик. У нашего кота есть удивительный талант существовать вплотную с человеком с самым минимальным зазором. И Рыжик умеет поразительно ловко уворачиваться от неприятностей связанных с таким существованием. Точнее говоря, вовремя подавать голос. И спасая хвост или лапку кота, ты – свободный человек! – имеешь право начать свободное падение в любую сторону: на стол, стул, аквариум или просто на пол. Я не зря сказал о свободе. В начале падения ее, конечно же, нет, – ты попросту валишься в самую неожиданную сторону, но зато потом!.. Ты вдруг понимаешь всю безмерность и жуть своей свободы, ведь за долю секунды тебе нужно сделать правильный выбор – куда упасть с наименьшими потерями. Кто делает этот выбор?.. Ты сам? Нет. Твои рефлексы, твои ноги и твои руки. И эта истинная свобода, к твоему ужасу не зависит от тебя самого.

      Я прерываю свое очередное падение, едва не сорвав штору и громко ору:

      – Рыж!

      Кот рыжей молнией брызгает из-под моих ног в сторону кухни.

      – Не кричи на кота, – смеется жена. – Ты есть будешь или писать пойдешь?

      – Работать.

      Работать значит писать. И я никогда не ем перед работой.

      – Надолго? – интересуется Наташка.

      Я молчу… Меня вдруг настораживает мое настроение: оно легкое, и тупое, как игрушечный, пластмассовый топорик.

      Иду к раковине в ванной комнате – умоюсь, и все пройдет. Подумаешь, настроение не нравится… Ерунда. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Если утром с лопатой справился, то и этот текст одолеешь. Я уже думаю о тексте… Как там?.. А-а-а!.. Поярче нужно, поярче.

      Я шумно умываюсь, и перед закрытыми глазами вдруг снова начинает маячить воображаемый пластмассовый топорик с зеленой ручкой и голубым топорищем. Однажды, когда я впервые увидел эту нелепую игрушку, я не мог поверить в ее существование. Жена попыталась что-то объяснить мне, мол, не может же Дед Мороз вместе с мешком игрушек таскать за поясом настоящий топор. Но объяснение все-таки показалось мне странным. Зачем перегружать детскую веру в Деда Мороза, и зачем ребенок должен поверить еще и в пластмассовый топорик, которым нельзя срубить елку?

      Я с силой тру мокрыми руками лицо, слушаю звук журчащей воды и буквально чувствую ладонями свою усмешку.

      Механически говорю про себя: нехорошо, это нехорошо…

      А что не хорошо-то?

      На мгновение мысль перебивает жена:

      – Леша,