Гранатовый браслет (сборник). Александр Иванович Куприн

новости», – молчаливой стране, затопленной бором; о тайне этого еще никем не исследованного бора – красавице девушке – „ведьме“; „ведьме“ любящей, великодушной… Речи „ведьмы“ полны такой нежной ласки, такой волнующей тайны, что некоторые страницы производят впечатление музыкального произведения – лесной симфонии».

      Эта «лесная симфония» особенно ощутима в пейзажных картинах повести Куприна.

      Вот, к примеру, его один из самых чистых поэтических пейзажей – картина природы, весеннего пробуждения, сотканная из настроений влюбленного и праздного человека, рассказчика в повести «Олеся».

      «Весна наступила в этом году ранняя, дружная и – как всегда на Полесье – неожиданная. ‹…› Везде чувствовалась радостная, торопливая тревога жизни.

      Снег сошел, оставшись еще кое-где грязными рыхлыми клочками в лощинах и тенистых перелесках. Из-под него выглянула обнаженная, мокрая, теплая земля, отдохнувшая за зиму и теперь полная свежих соков, полная жажды нового материнства».

      В этом описании угадывается та приобщенность писателя к миру труда, к крестьянским заботам, которая ощутима и в полотнах Саврасова и Левитана («Грачи прилетели», «Март»), и в сценах сенокоса в «Анне Карениной» Л. Толстого. Но купринское описание на этом не останавливается – ведь в его повести природа видится глазами влюбленного Ивана Тимофеевича. Картины весны созвучны его приподнятому настроению, а потому он отмечает «свежий, вкрадчивый и могучий пьяный запах весны», и его волнует «весенняя грусть, сладкая и нежная, исполненная беспокойных ожиданий и смутных предчувствий, – поэтическая грусть, делающая в ваших глазах всех женщин хорошенькими». А завершается это описание все тем же ощущением трудовой рабочей весны: «Ночи стали теплее; в их густом влажном мраке чувствовалась незримая спешная творческая работа природы…»

      От субъективного восприятия природы, личностных ассоциаций – возврат к объективному миру, в котором подчеркивается общезначимое, всем дорогое и знакомое, и прежде всего – к земледельцу с его понятными весенними тревогами, заботами и ожиданиями. Таково смысловое и изобразительное богатство этого купринского пейзажа.

      Как подлинный художник, Куприн знает цену поиска выразительной формы. Но он против той новизны, что порывает с опытом прошлого – с богатыми традициями реалистического искусства. Его писательское ви́дение усилено ощущением неразрывной связи личности с окружающим миром, ответственности за жизнь каждого.

      Куприн легко берет ту ношу, которая тяготит чеховского Тригорина, любившего писать лишь пейзажи («…если я писатель, то я обязан говорить о народе, об его страданиях, об его будущем, говорить о науке, о правах человека и проч. и проч.»). Куприн, в отличие от героя «Чайки», любит писать не только пейзаж. Именно поэтому он и умеет создавать пейзаж: мудрость и знание жизни, боль за человека – всё сюда вложено.

      Куприна не раз обвиняли в эстетстве, но он не ищет «чистой»