Чарующая бесполезность. Татьяна Нильсен

то плакала и недоумевала, что же было бы лучше– то ли отца посадили, то ли забрали на фронт, однако оказаться в шкуре врага народа страшное дело. Если отец враг народа, то его семья автоматически превращается в таких же врагов, и никто не думал, что они и есть этот же народ– несчастная полуграмотная женщина и пятеро голодных ребятишек. Тем временем отец попал на зону там же в Сибири, где валили лес, и правда, не в Воркуту же его отправлять и не Беломор канал. То есть где родился, там и пригодился. Вскоре пришло страшное время войны и почти весь колхозный урожай отправлялся на фронт. Никто не сетовал– дело святое, но что же делать с малыми, которые ютились возле холодной печи и смотрели огромными, голодными глазами? Самое удивительное состояло в том, что пока мать с ребятишками рыли ночами в колхозном поле замёрзшую, гнилую картошку, чтобы хоть как-то прокормиться, её муж пристроился в зоновскую столовку, потому что из сотни других умел считать, писать и не являлся уголовником, а приравнивался к политическим, то есть идейным. Вот так у печи, в тепле он провёл всю войну. Так сам отец думал, но на самом деле зек в лагере хоть в столовке, хоть на лесоповале, остаётся зеком с каторжными условиями жизни. Просился, конечно, на фронт, на передовую, но куда там, оказалось, что у урки приблатнённого шансов кровью искупить свою вину больше было, чем у того, кто замахнулся на Советскую власть. Только вины за собой отец никакой не чувствовал и просился у лагерного начальства на войну, потому что считал своим долгом не баланду для зеков кашеварить, а жену с детьми защищать. Но судьба распорядилась иначе– вышел он на свободу через год после окончания войны. Шесть лет даром для него не прошли– нет, он наколок блатных себе не натыкал, жаргонизмами не обзавёлся в лексиконе, зато смог приготовить похлёбку, да хоть из топора и играть в карты. Об этом пункте в жизни отца Мария Александровна толком ничего не знала до поры до времени, а он оказался немногословен и особенно не распространялся ни о зоне, ни о житие в лагерных бараках, ни о своих соратниках по лесоповалу. Мать уже тяжело болела, когда на радость всей семье отец вернулся с тощей котомкой за плечами. Шесть лет долгий срок, дети выросли, и старшие готовы были к самостоятельной жизни. Мать скоро угасла, как будто держалась из последних сил, дожидаясь мужа. Старшие разъехались кто куда и осталась отец, Мария– девка на выданье, да младшая сестра у которой случился родимчик вскоре после рождения, и за ней необходим был постоянный присмотр. Бывшему заключённому в деревне занятия не нашлось, то есть работа то имелась, да только не дали бы нормальной жизни односельчане, всё время бы пребывал под подозрением. А тут братка письмо прислал из соседней области, мол зачинается много комсомольских строек, открываются шахты, строятся посёлки, рабочие руки очень нужны и даже можно угол в общежитии без проблем заиметь. Лишь один вечер кумекали на семейном совете дочь да отец, а через неделю, продав за гроши обветшавший дом, отправились в дорогу. В посёлке, куда они прибыли стройка