делить людей на сословия. По его мнению в странах бывшего СССР все были абсолютно равны. Революция перемешала людей так, что аристократия, высшее сословие, графья, князья, растворились в людском море. Тех, кто не успел уехать за границу, заставили позабыть о благородном происхождении. А из простого народа аристократия никогда не прорастёт, она создаётся из века в век. Да и человек интеллигентный и порядочный будь он сто раз миллионером, никогда не превознесёт себя относительно человека бедного. Иногда Гульбанкин размышлял о том почему сегодняшнее время не даёт таких меценатов как Савва Мамонтов, Митрофан Беляев, Василий Тредиаковский, Савва Морозов, которые считали своё дело не столько источником дохода, сколько миссией, которая возложена на них Богом и судьбой. И при этом они не стремились предавать своё дело огласке, и даже напротив, помогали людям при условии, что их дела не будут афишироваться в газетах. А истинные аристократки, дочери последнего русского императора Ольга и Татьяна во время войны были медсёстрами в военном госпитале или настоящая королева Великобритании Елизавета во время второй мировой войны работала простым водителем на санитарной машине. А что делают наглые морды, присосавшиеся как пиявки к недрам и сосущие нефть и газ? Гульбанкина доводила до белого каления информация о том, что один российский олигарх потратил на свадьбу сына полтора миллиона долларов! У него не укладывалось в голове, как можно взять и пропить полтора миллиона долларов! Он сокрушённо качал головой в немом изумлении, когда узнал из газет о том, что в Гамбурге со стапелей сходит самая дорогая в мире парусная яхта, которая принадлежит русскому миллионеру или продан автомобиль, полностью украшенный кристаллами Сваровски дочери нефтяного магната. Иногда он задавал сам себе вопрос откуда появились эти сытые, бесстыжие хари, из какой страны, из какого народа? Какая мать их родила и в какой деревне? И сам себе отвечал, что это не русские люди, которые имеют сострадание, доброту, человечность. Это какие-то инопланетяне, не иначе. В стране богатыми стали те кто у кормушки близко стоял, и у кого морда наглая. Гульбанкин прекрасно помнил то время, и отдавал себе отчёт в том, что его сегодняшние капиталы стартовали не с пустого места, а с грабительской приватизации девяностых годов. Сам Эдуард Аркадьевич выбрал для себя определённую стратегию– для него было важно создать комфортные условия работы для сотрудников своего концерна, а ещё он ежемесячно подписывал банковский чек и отправлял некую сумму на содержание детского дома в посёлке, где он родился. Гульбанкин ни в коей мере не причислял себя к великим меценатам– не строил галереи, музеи или театры– он в этом ничего не понимал. Эдуард не собирался снимать с себя последние штаны, чтобы облагодетельствовать какого-нибудь нищего, но никогда бы не позволил себе, хотя имел возможность, отправиться в Куршавель, чтобы напоить толпу дармоедов шампанским «Дом Периньон» по пятьсот евро за бутылку. Он часто замечал за любовницей высокомерное иногда даже хамоватое отношение к официантам,