Гагара (сборник). Надежда Васильева

«Единица»! На уроке учителя слушать надо, а не рожи строить.

      Демонстративно шаркая ногами по полу, Витька шел к своей парте и угрожающе шептал:

      – Ну, погоди, Федя! Отольются кошке мышкины слезки!

      В классе историю никто не учил. Знали только перечень общественно-экономических формаций, схему смены которых Федор Евгеньевич упорно рисовал на доске почти на каждом уроке. Это был его конек. Что еще нового говорил, никто не помнил. Каждый занимался своим делом. И хотя учитель после очередной фразы повторял: «Тише! Шумно в классе!» – класс не затихал, потому как на замечания историка никто и никогда внимания не обращал. На его уроках все сидели не на своих привычных местах, а пересаживались куда кому вздумается. И даже при этом открыто гуляли по классу. Знали: историк никому жаловаться не будет. Его репутация среди родителей школьников и так была под угрозой. Возмущенные письма шли и директору, и в Управление районным образованием, но там работала его жена. И все заявления бесследно исчезали. К тому же мужчины в школах вообще дефицит. Вот и у них: директор Георгий Иванович, физрук и историк.

      Уроки истории директор посещал часто. Но в его присутствии, разумеется, никто никаких вольностей себе не позволял. Хотя один прокол был. Как-то Славка Кравченко, что жил в интернате для ребят из соседних деревень, на урок опоздал и директора, сидящего на задней парте, не заметил. Проходя мимо учительского стола, остановился, погладил Федора Евгеньевича по лысине и, нагло улыбаясь, сказал:

      – Вы, Федор Евгеньевич, причесаться забыли. А ведь у нас столько красивых девочек в классе! Стыдно, батюшка! Может, расчески нет? Так подарю. – И демонстративно вынул из кармана расческу да еще стал сдувать с нее прилипшие волосинки.

      И тут гробовую тишину разрезал глухой голос Георгия Ивановича:

      – А ну-ка подойди сюда, мальцик! – Вместо звука «ч» у директора всегда звучало «ц»: Георгий Иванович был южных кровей.

      Славку как ветром сдуло – только дверь хлопнула. Что было потом, гадали всем классом. Несколько дней Славка в школе не появлялся, а когда пришел – рассказывать что-либо категорически отказался. На все докучливые вопросы только отмахивался, из чего следовало, что досталось ему не хило.

      И все же измываться над историком в классе продолжали.

      Однажды Борька сел сзади Илоны и заговорщицки прошептал:

      – Гагара! Давай хохму устроим. Я сейчас тебя буду тихонько по спине линейкой бить. А ты вой подними, отмахивайся, Феде жалуйся, ладно? Он от тебя без ума! Сразу заступаться ринется.

      И не успела Илона ничего ответить, как Борька защелкал линейкой по спине, не больно, хохмы ради.

      – А что Тарасов слушать мешает! – подала голос она.

      И, развернувшись, с превеликим удовольствием звезданула Борьку наотмашь по упругой грудине.

      Федор Евгеньевич одним прыжком оказался у Борькиной парты.

      – А ну, Тарасов, прекрати сейчас же!

      И тут Борька такое выдал!. Вскочил, рванул