Вся королевская рать. Роберт Пенн Уоррен

выбить из колеи. И выбило на какое-то время. Я сделал заход, но – безрезультатно.

      Она рассмеялась мне в лицо и сказала:

      – Я занята и не меняю своих занятий, покуда эти занятия у меня есть.

      Я не знал, о каких занятиях идет речь. Это было до Сен-Сена Пакетта. До того, как он начал пользоваться ее даром ставить на верный номер.

      Ничего такого не было у меня в мыслях, когда я опустил руку на выключатель лампы и оглянулся на Сэди Берк. Рассказывая об этом, я просто хочу объяснить, что за женщина стояла у кровати, созерцая останки, пока я держал руку на выключателе, – что за женщина была Сэди Берк, которая проделала большой путь благодаря своему умению держать язык за зубами, но так сплоховала в тот вечер.

      По крайней мере, так мне тогда показалось.

      Я выключил свет, мы вышли с ней в коридор и пожелали друг другу спокойной ночи.

      На следующее утро часов в девять Сэди постучала в мою дверь, и я, словно размокший кусок дерева со дна взбаламученного пруда, качаясь и поворачиваясь, всплыл на поверхность из мутных глубин сна. Я подошел к двери и высунул голову.

      – Слушайте, – заговорила она, не поздоровавшись, – Дафи уже отправляется на эту ярмарку, и я еду с ним. Ему надо поговорить с местными шишками. Он хотел и растяпу поднять пораньше, чтобы тот пообщался с народом, но я сказала, что он неважно себя чувствует и приедет немного погодя.

      – Ладно, – сказал я, – хоть мне и не платят за это, я попытаюсь его доставить.

      – Мне все равно, приедет он или нет, – ответила она. – Плевать мне с высокой горы.

      – И тем не менее я попытаюсь его доставить.

      – Валяйте, – сказала она и пошла по коридору, раздирая юбку.

      Я посмотрел в окно, увидел, что впереди у меня опять целый день, побрился и пошел вниз пить кофе. Потом я поднялся к своему номеру и постучал. Внутри послышался странный звук – как будто в бочке с пухом дудели на гобое. Тогда я вошел. Дверь я накануне не запер.

      Был уже одиннадцатый час. Вилли лежал на кровати. На том же месте, в том же смятом пиджаке, со сложенными на груди руками и бледным ясным лицом. Я подошел к кровати. Голова его оставалась неподвижной, но глаза повернулись в мою сторону – так, что я удивился, почему не слышу скрипа в глазницах.

      – Доброе утро, – сказал я.

      Он осторожно приоткрыл рот, оттуда высунулся кончик языка и медленно пополз по губам, проверяя их и смачивая одновременно. Затем он слабо улыбнулся, словно пробуя, не лопнет ли кожа на лице. И поскольку она не лопнула, прошептал:

      – Кажется, я вчера напился?

      – Да, удачнее слова не подберешь, – ответил я.

      – Это со мной в первый раз, – сказал он. – Я никогда не напивался. Только раз в жизни попробовал виски.

      – Знаю. Люси не одобряет спиртного.

      – Но она, наверное, поймет, когда я ей расскажу. Поймет, что меня довело до этого. – И он погрузился в задумчивость.

      – Как ты себя чувствуешь?

      – Нормально, – сказал