О прекрасном в музыке. Эдуард Ганслик

состоит в возбуждении чувств и что эти чувства составляют её содержание?

      Каждое произведение искусства находится в каком-нибудь соотношении к нашим чувствам, но никак не в исключительном. Поэтому это свойство в музыке отнюдь не определяет её эстетического принципа.

      Тем не менее, все попытки исследовать прекрасное в музыке опираются главным образом на эту её черту; между тем, как действие, производимое прекрасным на наше душевное состояние, скорее относится к психологии, чем к эстетике. Если действительно музыке одной свойственно это влияние, то тем более мы должны отвлечься от него, чтобы определить его причину.

      Эстетики, занимающиеся этим вопросом, выводят заключения о свойствах искусства из субъективного впечатления. Но это тем ошибочнее, что действие какого либо музыкального произведения на наши чувства не есть необходимое. Та же музыка влияет совершенно различно на людей разной национальности, разного темперамента, разных лет, или даже на одно и то же лицо в различные минуты. Случается, что какое-нибудь музыкальное произведение растрогивает нас до слез, в другой же раз оно на нас не делает никакого впечатления. Даже когда впечатление точно произведено, мы часто в нем откроем много условного. Не в одной только внешности, или в обычаях, но и в мышлении и в чувствах образуется в течении времени много условного. Это, главным образом, относится к тому роду музыкальных произведений, которые служат для известных целей, как-то: к церковной, военной и театральной музыке. В них сложилась целая терминология для выражения чувств известными сочетаниями звуков, – терминология, которая, впрочем, изменяется в течении времени. В каждую эпоху иначе слушают и иначе чувствуют. Музыка остается неизменной, но изменяется её действие, вместе с степенью образования или условного понимания.

      Как легко наши чувства поддаются обману, видно из тех ничтожных, бессодержательных музыкальных пьесок, в которых мы готовы узнать и «Вечер перед битвой», и «Летний день в Норвегии», и «Жену рыбака», если только сочинители решатся дать им подобные тенденциозные названия. Заглавия дают нашим чувствам известное направление, которое мы часто приписываем самой музыке.

      Из всего этого мы видим, что в действии музыки на чувства нет ни того постоянства, ни той исключительности и необходимости, на которых должен основываться эстетический принцип.

      Мы не желаем пренебрегать мы сильными чувствами, возбуждаемыми в нас музыкой, ни теми сладкими или томными настроениями, в которые она нас погружает. Мы вовсе не намерены отрицать её способности пробуждать подобные движения в душе человеческой; напротив того, мы видим тут одно из проявлений её божественной силы, но вовсе не исключительное, и должны еще раз настаивать, что оно не может служить достаточной основой для эстетической теории музыки. Все дело в том, каким путем, какими средствами музыка влияет на чувства? Положительную сторону этого вопроса мы подробнее разовьем в IV и V главах нашей статьи. Но здесь,