Великий понедельник. Роман-искушение. Юрий Вяземский

в двух шагах от входа в преторий.

      Луна уже выглянула из-за Масличной горы, поднялась и зависла между Храмом и Конскими воротами. В ярком желтом свете Пилат увидел, как по углам площади, а также возле Генафских и Ефраимовых ворот прячутся храмовые стражники: сами они были почти не видны, но шлемы их притягивали к себе лунные лучи и то и дело сверкали из укрытия.

      Пилат сделал серьезное лицо и сказал:

      – Ты, кстати, тоже ходишь без охраны, Иосиф. Или у тебя нет врагов?

      – У всякого честного человека есть и должны быть враги, – степенно отвечал первосвященник. – Но стража мне не нужна, ибо я пребываю под охраной Господа Бога. В Святом Городе – особенно.

      Пилат улыбнулся и сказал по-латыни, словно к самому себе обращаясь:

      – Странный человек. На одного своего Бога надеется. А меня, у которого множество богов и богинь, заставляет ездить в окружении конной охраны. Кто его учил математике?

      А потом добавил по-гречески, нежно глядя на первосвященника:

      – Спасибо, что проводил, Иосиф. Завтра жду тебя в наше обычное время. – И тут же встревоженно добавил: – Ведь завтра еще можно нам встретиться? До праздника еще далеко?

      Задумчиво глядя на Пилата, Каиафа произнес на хорошей латыни:

      – Прощай, владыка. Завтра, как обычно, буду у тебя с докладом. А теперь позволь пожелать тебе спокойной ночи и приятных сновидений.

      – Пока-пока, – махнул рукой префект и направился к входу во дворец, сопровождаемый кавалькадой из девяти лошадей и восьми всадников.

      Глава шестая

      Вошел

      Шестой час вечера

      Словно приколоченный к фиолетовой тверди неба, над Храмом сверкал огромный и круглый щит луны. Казалось, его сделали из того дешевого и слишком желтого золота, которое в изобилии привозят из Аравии. Эта маревая желтизна струилась над крышами Храма, не касаясь их и не проливаясь на террасы. Она лишь слегка просачивалась сверху в портики Хасмонейского дворца, обтекала колонны и статуи ипподрома и всей своей мощью обрушивалась на площадь перед дворцом Ирода Великого. Будто для того этот лунный щит водрузили и зажгли, чтобы он освещал каждый камень на площади, упирался в зубчатую стену, заставляя ее, и без того громоздкую, еще сильнее расползаться вширь и ввысь.

      Слева и справа в стене были ворота, а в центре – массивная кованая дверь, к которой вела широкая каменная лестница.

      Как только Пилат пошел к лестнице, центурион и двое всадников соскочили с лошадей, гулко ударив сапогами о гладкую булыжную мостовую, и поспешили за префектом.

      Стоило Пилату ступить на лестницу, как открылись левые ворота, оттуда выскочили солдаты и побежали к всадникам.

      Легко и молодецки подпрыгивая на каждой ступени, префект взбежал по лестнице. И не успела его нога коснуться последней двенадцатой, ступени, как дверь в стене открылась и пропустила внутрь его и трех охранников.

      На иудеев, оставшихся стоять на площади, никто не оглянулся.

      Пятеро кавалеристов тоже спешились, отдали своих