Великий понедельник. Роман-искушение. Юрий Вяземский

сидевших под деревом. Что за человек возник и приближался, пока трудно было определить, но по стати его, по легким и плавным движениям, по царственной походке видно было, что человек этот возвышен и благообразен.

      – «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся», – торжественно произнес Филипп и, усмехнувшись, добавил: – Учитель наш тоже иногда говорит стихами, чтобы легче было понять и прочнее запомнить… Изволь. Подведу итог в прозе. Истину надо алкать и жаждать, а это, поверь мне, очень сильные чувства и страстные желания… А ты предлагаешь от всех желаний отказаться.

      – Ты привел только одно «блаженство». Но есть и другие. Например: «блаженны чистые сердцем». Или: «блаженны нищие духом». Что ты про них скажешь?

      – О! Это очень просто! – тут же откликнулся Филипп. – Я тебе сейчас в нескольких словах объясню…

      Филипп замолчал, потому что вдруг заметил подходившего к ним человека.

      – Я не помешал вам, друзья? – прекрасным голосом, обаятельно улыбнувшись, ласково спросил поразительно красивый человек.

      Человеком этим был Иуда.

      Филипп сперва виновато забегал и засуетился глазами, а потом воскликнул чересчур порывисто:

      – Ну, как ты можешь помешать! Нет, конечно! Очень хорошо, что пришел. Садись с нами!

      – Добрый вечер, Нафанаил, – сказал Иуда, обращаясь к Толмиду.

      Толмид не ответил, но на пришедшего посмотрел так, как ни разу до этого не взглянул на Филиппа: он как бы созерцал его, как люди, задумавшись, созерцают распустившиеся цветы или цветущие деревья.

      Затем из пазухи над поясом Толмид достал глиняную миску и сказал:

      – Мир тебе, Иуда. У тебя не найдется воды?

      Глава четвертая

      Царство Покоя

      Первый час второй стражи

      Толмид достал из-за пояса миску и спросил:

      – У тебя не найдется воды?

      Луна не дошла еще до Виффагии, но свет ее уже проник на поляну перед смоковницей, окутал лицо Толмида. И в раннем лунном свете лицо его стало еще менее выразительным: ничего не выделялось на этом лице, всё было каким-то усредненным, неприметным. Даже глаза были бесцветными и матовыми.

      Иуда отыскал на земле травянистый клочок, затем присел на корточки и предусмотрительно провел рукой по траве – не пыльно ли? Потом аккуратно подобрал талиф и бережно сел. И лишь тогда ответил Толмиду:

      – К сожалению, я не ношу с собой воды.

      – У меня есть вода, – порывисто признался Филипп.

      Лицо его являло прямую противоположность лицу Толмида. Не только глаза его были большие и выпуклые с редким свойством отражать окружающее пространство, но и губы были полные и красные, нос – курносый и маленький, лоб – покатый, но очень широкий и мощный, щеки – пухлые, желтоватые и немного обвисшие. И всё это, казалось, само по себе жило, по-своему о себе заявляло… Стоило одной черте прийти в движение, как тут же другие вступали с ней в спор. Скажем, губы могли улыбаться, а глаза пугались, лоб