Блуждание во снах. Лана Ланитова

земли, росистых трав. Медовый флер луговых цветов, свежесть яблоневых садов и томный аромат рукотворных розариев переплелись с духом распаренной хвои, горечью мхов, смородиновой пряностью прелых листьев. Как острую приправу он ощутил запах заячьего меха, птичьего пера; лежалый, шерстистый дух барсучьих и кротовых нор; мускусный, кислотный аромат крылатых, бронзовых жуков и склизких дождевых червей. Он будто уткнулся носом в пахучие заушины пушистых белок и лисиц, вдохнул зловонный смрад ревущей медвежьей пасти, и ощутил сладковатый привкус кровавой плоти на клыках голодного волка. Он почувствовал костяной, чуть паленый запах оленьих рогов, острую вонь щетины лесных кабанов, козьих орешков и мочи дикой кошки.

      Пролетая над жилищами, ноздри с жадностью вбирали запахи человеческой плоти: юной и зрелой, пышущей здоровьем и увядающей, с легким привкусом тлена и горечи. С немой тревогой, полной трепетного откровения, Владимир ощутил молочный, кисленький аромат всех живых младенцев. В жадные уши вливался их отчаянный, иступленный крик – первый крик нарождающейся жизни. Как он завидовал всем им, избранникам божьим, получившим возможность заново родиться и жить, вбирая без остатка все краски и оттенки этого святого дара, именуемого «жизнь».

      Как осознание великой печали, с чувством вины и укора он ощутил многообразие запахов горячего человеческого пота, излитого в изнурительной борьбе за эту самую «жизнь». Казалось, что этим потом пропахла вся земля от пашен до судоверфей, от медных рудников до виноградной лозы. И, наконец, к этим запахам прибавился аромат страсти, идущий от тысячи ночных простыней – пьянящий аромат человеческой любви.

      В эти минуты ему открылось слишком многое. И открылось с такой острой прямотой и откровенной очевидностью, что он невольно содрогнулся.

      – Полин, наш дворянчик совсем недавно в Преисподней, а уже так грустит по «божьему миру», – саркастически усмехнулась Месс. – Может, слишком рано мы вытащили его на нашу увлекательную прогулку?

      – Вольдемар, мы верим в ваше благоразумие. Не стоит идеализировать то место, куда стремится ваша, пока еще неразумная душа. Ведь этот странный мир не столь прекрасен, как вы его почувствовали ныне. Согласитесь, что кроме аромата цветов и запаха любовных соитий, в нем есть запах страха, запах безысходности, запах нищеты, страданий и множества болезней, – проговорила Мегилла. – Знаете ли вы, что у каждой человеческой болезни есть собственный запах? Я уже не говорю о той изумительной вони, которая тяжелым облаком висит над полями брани на пятый или десятый день. А запах пороха и крови? А смрад гниющих ран, запах гангрены, наконец… А как воняют свалки, мясные бойни, рыбные склады, гниющие стоки и реки человеческих испражнений? А как, по весне, смердят распухшие трупы тех несчастных, кто замерз во время лютой зимы на дороге, в снежном поле или лесу? От чистого и молочного запаха новой жизни до благоухания разложившегося трупа один лишь шаг… И он подчас так короток. Не горюйте, Владимир. Вам