Птицы на моей даче (сборник). Юрий Саваровский

орёт Харин, брызжа слюной.

      – Где твой заморыш? Я ему, сучонку, рук и ноги переломаю! Крича, он набросился с кулаками на Пашку.

      – Не тронь! – задрожал Пашка.

      Харин сбил Пашку с ног и начал бить по лицу и по туловищу ногами, бил озверело и беспощадно. От каждого удара Пашка вскрикивал, извивался змеёй, соскакивал, пытался убежать, но снова падал. Витька оторопело стоял у грязного бредня. Пашка почувствовал, что от очередного удара по лицу из носа брызнула кровь. Стало страшно. Он дико закричал и отчаянно бросился на своего врага. От неожиданного удара в живот, Харин упал. Пашка автоматически схватил злочасную железяку и, весь, дрожа, замахнулся на поверженного Харина, но его руку перехватил, пришедший, наконец, в себя, Витька. На крик прибежал и Витькин отец. Он спросонок не понимал, в чём дело, метался вокруг дерущихся, не зная, что делать.

      Со стороны Иртыша послышался характерный стук моторного катера.

      Первым заорал Витька:

      – Милиция!

      Харин соскочил на ноги, как ужаленный, схватил бредень и подбежал к костру. За ним кинулись Витька и его отец. Пашка, зажав окровавленный нос, оставался стоять у самого берега. Он смотрел, как Харин затаптывает ногами еле дышащий костёр, а остальные спешно собирают шмотки и забрасывают их в лодку. Не понимая, отчего такой переполох, Пашка стал всматриваться в ночную темень и видит стремительно приближающийся к острову зелёный огонёк моторного катера. Это речная милиция, понял Пашка и бросился, не зная почему, бежать по направлению к лодке.

      – Подождите! Подождите! – во весь голос закричал он. – Витя! Дядя Антон!

      Но никто не отозвался. Харинская лодка беззвучно пропала в бездне ночи. Пашка ещё долго бежал вдоль берега и звал, и звал своего растворившегося в ночи друга.

      Чёртовы болота

      Из всех, по-своему прекрасных времён года, я люблю начало осени. В это время я чувствую себя всегда прекрасно и умиротворённо, особенно в близком общении с природой, которая после летней беспечности приостанавливается в глубоком раздумье о жизни и смерти, будто бы она уже сполна вобрала в себя все прелести земли и неба, и теперь вот задумалась, как их подарить людям, а потом уйти на покой до следующей весны. Именно, в сентябре я всегда стараюсь побывать в каком-нибудь уголке Подмосковья.

      В конце нынешнего сентября вместе с женой и соседом Александром я направился на своей новенькой «копейке» за Переславль – Залесский, где, по слухам, сохранились ещё девственные болота с обилием клюквы. Новенькие «Жигули» легко одолели немалое от Москвы расстояние, и уже через пару часов мы миновали этот старинный город и, отмерив ещё несколько километров, свернули с шоссе налево на просёлочную дорогу. Она оказалась короткой и привела нас к узкоколейке, которую мы успешно пересекли по бревенчатому настилу. Метров через сто дорога раздваивалась. Я замешкался и тут же увидел мужчину, шагающего по полю впереди машины. Догнав его, я притормозил, открыл дверцу и спросил у него, куда ведёт эта дорога. Путником оказался долговязый парень неопределённого возраста с нездоровым синюшным лицом, одет в брезентовую