Девушка с ароматом жасмина. Катя Саргаева

друг друга, а не заполнять собой чужую. Я не хочу, что бы мною затыкали дыры, это очень большая ответственность, понимаешь?

      – Кажется, что понимаю. Но, я думаю, что это очень сложно, обрести состояние целостности.

      – Для этого нужно не иметь ничего, совершенно ничего, потерять все и быть на дне. Сложно это, а обретение целостности приходит само, когда ты этого хочешь, когда приходишь к тому, что именно это тебе необходимо.

      – Слушай, – смеялась Ирен, – а она не только красивая, а еще и умная!

      Полина улыбнулась своей волшебной улыбкой. А я сидел в прострации. Она только что убила меня своими словами. Я хотел именно того, о чем она сейчас сказала. Я хотел заткнуть ею дыру внутри себя, присосаться к ней как пиявка, и сосать из нее жизнь. Меня словно обухом по голове ударили. Она правильно делает, что сторонится мужиков. Все мужчины больше всего на свете боятся одиночества, той самой дыры. Мы просто не способны быть одни. С детства мы привыкли к тому, что нас любит мама, и когда мы выходим во взрослую жизнь, нам безумно не хватает этой любви, и мы пытаемся добиться любви женщин. Чем больше нас любят, тем лучше мы себя чувствуем. Если женщина не отвечает взаимностью, мы особо не страдаем, мы бежим покорять новых женщин. Это стремление к тому, что бы нас любили превращает мужчин в настоящих ловеласов и мастеров пикапа. Никто не хочет просто переспать, все хотят быть нужными, а если женщина дает себя трахнуть, значит ты не такой как все, ты особенный, и она может тебя полюбить. Добейте меня кто-нибудь, иначе я сейчас пойду и брошусь с крыши!

      4

      На следующий день Ирен улетела в Барселону, у нее были дела.

      – Я очень рада, что познакомилась с тобой, – говорила она Полине.

      – И я рада! Будет время, приезжай в гости, я буду рада тебя видеть, – отвечала та.

      Ближе к вечеру и нас выдернули из блаженного ничегонеделанья, позвонил продюсер, и сказал, что все готово, и послезавтра начинаются съемки. Они начались в долине Луары. Рано утром самолет доставил нас в аэропорт Орлеана, оттуда нас забрали и отвезли в снятые для нас квартиры. Наши с Полиной дома были по соседству. Съемки остановили на том моменте, когда Генрих наконец-то переспит с Франческой.

      – Мы порепетируем интимную сцену? – спросила меня Полина.

      – Да, если тебе это нужно.

      Вечером мы с Диего пришли к Полине на репетицию. Что творилось у меня внутри я даже описать не смогу. Меня успокаивало лишь то, что мы будем в одежде.

      – Я думаю, что нам надо раздеться, – сказала Полина, – ведь в этом загвоздка.

      Женщина! Ты сведешь меня с ума! Кричал во мне внутренний голос. Полина наотрез отказалась от дублеров, маскирующего белья и накладок. Ей казалось это неестественным. Я решил не отставать, если уж женщина, да еще не являющаяся актрисой, не боится раздеться, и того, что к ней будет прикасаться чужой мужчина, то мне это было бы совсем стыдно.

      – Я взяла у костюмеров те рубашки,