Обыкновенная история. Иван Александрович Гончаров

всю прелесть предстоящего им путешествия, и изредка обмахивались хвостами или протягивали нижнюю губу к коренной лошади. Наконец настала роковая минута. Помолились еще.

      – Сядьте, сядьте все! – повелевал Антон Иваныч, – извольте сесть, Александр Федорыч! и ты, Евсей, сядь. Сядь же, сядь! – И сам боком, на секунду, едва присел на стул. – Ну, теперь с Богом!

      Вот тут-то Анна Павловна заревела и повисла на шею Александру.

      – Прощай, прощай, мой друг! – слышалось среди рыданий, – увижу ли я тебя?..

      Дальше ничего нельзя было разобрать. В эту минуту послышался звук другого колокольчика: на двор влетела телега, запряженная тройкой. С телеги соскочил, весь в пыли, какой-то молодой человек, вбежал в комнату и бросился на шею Александру.

      – Поспелов!.. – Адуев!.. – воскликнули они враз, тиская друг друга в объятиях.

      – Откуда ты, как?

      – Из дому, нарочно скакал целые сутки, чтоб проститься с тобой.

      – Друг! друг! истинный друг! – говорил Адуев со слезами на глазах. – За сто шестьдесят верст прискакать, чтоб сказать «прости»! О, есть дружба в мире! Навек, не правда ли? – говорил пылко Александр, стискивая руку друга и наскакивая на него.

      – До гробовой доски! – отвечал тот, тиская руку еще сильнее и наскакивая на Александра.

      – Пиши ко мне!

      – Да, да, и ты пиши!

      Анна Павловна не знала, как и обласкать Поспелова. Отъезд замедлился на полчаса. Наконец собрались.

      Все пошли до рощи пешком. Софья и Александр в то время, когда переходили темные сени, бросились друг к другу.

      – Саша! Милый Саша!.. – Сонечка!.. – шептали они, и слова замерли в поцелуе.

      – Вы забудете меня там? – сказала она слезливо.

      – О, как вы меня мало знаете! я ворочусь, поверьте, и никогда другая…

      – Вот возьмите скорей, это мои волосы и колечко.

      Он проворно спрятал и то и другое в карман.

      Впереди пошли Анна Павловна с сыном и с Поспеловым, потом Марья Карповна с дочерью, наконец священник с Антоном Иванычем. В некотором отдалении ехала повозка. Ямщик едва сдерживал лошадей. Дворня окружила в воротах Евсея.

      – Прощай, Евсей Иваныч, прощай, голубчик, не забывай нас! – слышалось со всех сторон.

      – Прощайте, братцы, прощайте, не поминайте лихом!

      – Прощай, Евсеюшка, прощай, мой ненаглядный! – говорила мать, обнимая его, – вот тебе образок; это мое благословение. Помни веру, Евсей, не уйди там у меня в бусурманы! а не то прокляну! Не пьянствуй, не воруй; служи барину верой и правдой. Прощай, прощай!..

      Она закрыла лицо фартуком и отошла.

      – Прощай, матушка! – лениво проворчал Евсей. К нему бросилась девчонка лет двенадцати.

      – Простись с сестренкой-то! – сказала одна баба.

      – И ты туда же! – говорил Евсей, целуя ее, – ну, прощай, прощай! пошла теперь, босоногая, в избу!

      Отдельно от всех, последняя стояла Аграфена. Лицо у нее позеленело.

      – Прощайте, Аграфена Ивановна! – сказал протяжно, возвысив голос, Евсей и протянул к ней руки.

      Она дала себя обнять, но не отвечала